Баффер

Дулепа Михаил

Всех троих выгнал в сени, благо им все равно, где находиться и чем заниматься.

Вернувшись, обнаружил, что все съедено и, ловя на сытой расслабленности, спросил:

– Какая у тебя сила?

Вопрос был неприличным, мало что маги так берегли, как информацию о своих реальных возможностях, но мальчик не сомневался.

– Я могу показать! Только во двор надо выйти.

– Опиши своими словами. А потом я сравню.

– Я могу огонь кидать. Большие такие куски. Вы видели.

– Часто?

Он задумался, подсчитывая.

– Ну, раз двадцать

в минуту. Или сразу несколько, но потом надо будет немного подождать.

Солидно.

– И все?

– Еще могу людей поднимать.

– Только людей?

– Ага, больше ни на что не действует.

Не читал о такой игре. Хотя мало ли о чем я не читал?

– Хорошо, что…

Мальчишка встрепенулся, просыпаясь.

– Простите. Что вы сказали?

– Умывальник вон там, за печкой. Там, в комнате, кровать. Эта – моя. Иди спать…

И кто сказал, что уложить ребенка спать сложно? Тем более в девять утра?

Хотя, может быть, это возраст такой.

24

Илья оказался странным пареньком. Лет ему было аж девять, а не восемь, как я подумал, и для своего возраста был он каким-то не таким. Молчаливый, в случае чего немногословный, занят был по большей части своим ноутбуком, но мгновенно бросал его, как только я просил помочь. Без напоминаний носил воду, доливая бочку в сенях, набивал сушилку дровами. Городской, он часто сидел у плиты, смотря на огонь. Я тоже так когда-то сидел и сейчас, глядя на пацана, только ухмылялся, видя такое сходство. Любят городские ребятишки огонь.

Первые несколько дней мы напоминали двух котов на новой территории, пытающихся понять, кто это рядом и что с этим делать: ходили кругами, подозрительно смотрели друг на друга, шипели что-то про себя и демонстрировали независимость. Иначе охарактеризовать этап привыкания мне не удавалось, уж очень это было комично и страшно одновременно. Мне, как ни крути, было чуть стремно иметь в двух шагах малолетнего мага, которому убить – только руку поднять, да и он, полагаю, нервничал не меньше – неизвестный мужик увозит куда-то в лес непонятным образом, вокруг только деревья да пустые дома заброшенного хутора…

Илья не сразу понял, что я в самом деле мало сплю, я не сразу поверил, что он действительно молчаливый, а не сумасшедший. Наверное, ему было так же неуютно в доме со странным типом, читающим вперемешку Библию и кулинарную книгу, да и мне постоянно хотелось сбежать от мальца, хладнокровно добившего еще живого человека. Впрочем, со временем мы притерлись друг к другу. В немалой степени этому поспособствовало выполнение моих «обещаний» – я ничего не требовал, кормил, регулярно уходил из дома на «прыжки». Наверное, мы и в самом деле были очень похожи… Так что всю первую неделю мы старательно били по бокам хвостами, то и дело панически прижимали уши, вполголоса шипели, при этом делая дружеские жесты в сторону соседа.

Напряженность возникла только раз, когда я спросил, почему они с отцом были одни – пацан мгновенно замкнулся, отвечать стал односложно,

смотреть в пол и вообще всячески демонстрировать, что я не прав. Пришлось отступить. Не знаю я, как с детьми себя вести. И слишком четкое у меня было подозрение о том, что случилось с его матерью. На фотографии, которую мальчик поставил на «своей» тумбочке, они втроем всей семьей у какого-то моря, и фотка самое большее прошлогодняя, так что… Не знаю, может, и не умер его отец, может, просто уехал сам. Но это, конечно, мои мысли, и только.

Через час он уже словно забыл о вопросах и согласился на проведение серии экспериментов.

«Поднимать человека» оказалось именно тем, что и слышалось, – если с правой руки он мог бросать свое странное пламя, то, подняв левую… Первое, о чем я подумал, когда он после многократных уточнений, не опасно ли это, применил на мне свое «поднимание», так это о Звездных войнах и Дарте Вейдере. Он тоже вот так «поднимал». Я висел словно подцепленный за шлейку пекинес, в метре над землей и неуклюже помахивал руками-ногами, хорошо хоть меня подняло целиком, не за горло, как в фильме. Уточнив, согласен ли Илья на эксперимент, кинул в него оцепенение.

«Поднимание» ничуть не думало отменяться, хотя мальчишка явно замер, видимо, была связь между его желанием и положением все так же поднятой левой руки. У меня основным условием было произнесение активатора вслух, у него, очевидно, жесты руками. Пришлось доставать из кармана пистолет и, разрядив, кидать обоймой в пацана, ничего другого при себе не оказалось, не висеть же два часа. Через четыре минуты Илья отмер, и я вернулся на землю. Жаль, что он так только живое может поднимать, мечты о разборке соседних домов так и остались мечтами.

Отношения у нас были своеобразными. На второй день он попытался назвать меня «дядя Михалыч», на что я резко ответил, что мы не родственники, а он сам выбрал свой путь, и потому теперь считается взрослым.

«Михалыч, зови меня именно так. И вообще, человека надо звать так, как он назвался при знакомстве, если только по каким-то причинам ты не хочешь изменить свои отношения с ним, к лучшему или худшему».

Выслушав это, он серьезно кивнул и впредь называл меня только по отчеству.

Я намеренно навязывал ему стиль поведения, а значит, и образ мыслей, доделывая работу его отца, заставляя поверить в то, что он – взрослый и теперь должен думать над тем, что делает и что говорит.

Мне не нужен иждивенец-игрун, мне надо обеспечить себя поддержкой взрослого мага. Пусть даже это значит насильно заставить пацана забыть о детстве.

Ничего, я в свое время забыл, отец постарался. Металл куют, меняя форму, но кто скажет, что инструмент хуже простого куска железа?

С молчаливым, но готовым выслушать соседом жить стало веселее. Провели еще серию экспериментов, он объяснил, что автонаведения у его огня нет, им надо управлять, указывая на цель рукой. Странный факт, что без детекта «видеть магию» огонь был белым. Я долго обдумывал и очень осторожно расспросил о его игре.