Багратион. Бог рати он
Шрифт:
Чем выше поднимались, тем меньше оставалось сил. И тут не то чтобы острым, ядреным словом поддержать дух, даже просто перекинуться словом с соседом не хотелось. Когда же кончится эта мука? И куда идем — не прямиком ли в ад, в урочище Сатаны?
Нет, никто в целом войске не представлял себе такого похода, чтобы час от часу — к самому небу. А чем выше ступает нога, тем дальше и дальше до неба. Кругом — космы тумана, и сверху — вновь холодные струи дождя.
Откуда и как заполз тот туман и полил дождь? Теперь и не скажешь себе: гляди в оба. Только как слепец, пробуй дорогу ощупью,
Князь Петр знает горную войну. Там, на Кавказе, и в самом деле немало исходил по горам. Но нынче особенно очевидно, что те горы, по сути дела, просто склоны Кавказского хребта. И не горы — горушки, если сравнить их с тем, что следует сегодня взять штурмом, — главный Альпийский хребет.
Не ведала тетушка, княгиня Анна Александровна, когда пророчила своему родному племяннику судьбу орла, достигшего самых поднебесных вершин. Они же теперь вот — под подошвами его ботфортов. А вниз посмотреть — дух захватит, кругом пойдет голова…
Одолели! Забрались на самую седловину, откуда все пути теперь — лишь вниз. Выше уж некуда — светлеет, как чистый хрусталь, купол неба. Туман уже внизу и уж сплошной пеленою, что мешает разглядеть ту узкую козью тропку, что привела их сюда, в поднебесные выси.
Нет, гляди, и пелена сия пошла враздрызг, стала расползаться, как старое одеяло. И открылись постепенно внизу, как какие-то игрушки, — каменные дома и церковь.
Багратион собрал командиров, указал место на карте:
— Госпис. Монастырь капуцинов. Пришли куда требовалось. Теперь Лекурб аккурат промеж нас и главными нашими силами. Там вот французы, обочь, как раз на сен-готардской дороге. Ударим сейчас на них и очистим путь Суворову. И самое верное — в штыки!..
Нет, спускаться не легче, чем карабкаться вверх! А все же ближе к привычной земле, где, кажется, все тебе помогает…
Не ждали, не ведали французские горные стрелки, что окажутся русские у них в тылу, за спиною. Точно порывом бури смело их пикет и бросило на дорогу, к их главным отрядам. А на них уже насели русские егеря и гренадеры, спешенные казаки. И пошла рубка — штыками, пиками, саблями…
Гнаться за неприятелем, чтобы до конца его извести, как привыкли всегда, здесь несподручно. В самом деле, куда в теснины нестись, чтобы на дно очертя голову? Главное дело теперь — сбить неприятеля с дороги, очистить ее для прохода собственных главных сил.
А вот и они! Впереди, на косматой лошаденке, — фельдмаршал. Два казака норовят удержать его в седле.
— Пустите! Я сам, — отбивается от них Суворов.
— Сиди, отец родной, — успокаивает его казак, что и сам в летах. — Аль забыл, сколь по дороге сюда сбилось наших солдатушек с ног, полегло да сорвалось в теснины? Сдадим вас настоятелю монастыря — будем спокойны. Вон и приор навстречу. Легок на помине. А с ним — и князь Багратион. Ловок, ловок князь! То ж надо — в обход, под самое поднебесье, и ему, хранцу, на загривок — раз!
— Теперя легче пойдут дела! — отозвался другой казак, что держал под уздцы лошадь.
Со всех сторон бежали солдаты, крича
— Слава! Слава вам, герои! Лиха беда начало. А мы, русские, — уже в Альпах!
Таков закон войны, а может, любого трудного предприятия: собрать все мыслимые и немыслимые силы будто для последнего дела. Дальше, мол, все! Далее ничего похожего по сложности и жертвам не будет.
Да только в жизни как раз наоборот. И, разумеется, в первую очередь на войне. Превозмог, преодолел препятствие, что виделось неимоверно огромным, и перед тобою — уже новое, которое с тем, пройденным, по тяжести и не сравнить.
Встав рано поутру и пройдя всего какую-нибудь версту, гренадеры Багратиона вдруг услышали впереди себя необычный грохот. Словно невидимый отсюда богатырь враз накренил огромную скалу и столкнул ее вниз, в ущелье.
Грохот усиливался с каждым шагом. И вот идущим впереди открылось зрелище, от которого захватило дух и, казалось, кровь застыла в жилах. Внизу, в глубокой теснине, с неистовым ревом мчался горный поток. А над этим бурлящим потоком на головокружительной высоте виделся узкий двухарочный мост. Однако дорога к нему упиралась в отвесную скалу.
— Река на дне ущелья — Рейса. А мост над нею зовется Чертовым, — показал рукою вдаль Антонио. — По нему проходят лишь редкие местные жители и охотники. Да Иногда и мы, таможенники, когда выслеживаем контрабандистов.
— Там, где проходят охотники, пройдет и русский солдат. — ответил Багратион. — А что в скале — туннель?
— Урнер-Лох. Урненская дыра, — разъяснил Антонио. — Примерно сто лет назад его пробили в скале, чтобы соединить два края ущелья. Длина туннеля — восемьдесят шагов. По ширине — как раз чтобы прошли плечом к плечу два человека. А за Урнер-Лохом до Чертова моста еще шагов четыреста — сначала краем пропасти, затем круто вниз. Только теперь, принц Пьетро, видите…
Багратион поднес к глазам подзорную трубу и увидел, как у входа в туннель сменился караул. Двое французских солдат в длиннополых синих шинелях ушли в глубину туннеля, двое других, вышедших из темной дыры, заняли место на посту рядом с небольшой пушкой.
Решение созрело мгновенно: послать сотни три смельчаков в обход, над туннелем, и ударить по французам там, где они пока не ожидают, — возле Чертова моста.
— В обход я поведу людей сам, — произнес Багратион и велел своему адъютанту корнету Дирину перевести его слова провожатому, чтобы в разговоре не случилось ошибки. — Над туннелем можно пройти, есть там хоть какой-либо след?
— О да, принц Пьетро, — охотно подхватил Антонио. — Есть след — козий. Но вы же сказали: там, где пройдет охотник за оленем или дикой козой, пройдет и русский солдат. Я провожу вас. И дальше вместе с вами пойду — до самого Люцернского озера, что будет вскоре за Чертовым мостом. А дойдете до озера — вы уж внизу, на равнине. И — все позади.
Под ногами вновь острые камни, глина. И словно в горло забился кол — с каждым шагом вверх перехватывает дыхание. Но вот уж и спуск. А там, внизу, — синекафтанники. Их не менее двух батальонов! Но куда отступать? Только вперед, в штыки!