Багровый пик
Шрифт:
Пламя на длинной белой свече, которую он держал в руке, колебалось, но не гасло, подтверждая его мастерство танцора. Ее рука в его руке, его улыбка, изящество с котором двигался он сам и заставлял двигаться ее. Она чувствовала, как меняется. То взаимное притяжение, которое они почувствовали в конторе ее отца, росло и все сильнее связывало их вместе, пока они плавно скользили по залу. Идеальная пара. Лица зрителей казались размытыми, и правила хорошего тона больше никому не были нужны – они находились в своем частном мире, в котором не было никого, кроме них двоих. По крайней мере, до того, как прозвучали последние звуки музыки и все закончилось.
Свеча сэра Томаса все еще горела, и полностью изменившаяся
Она ни за что бы не произнесла это желание вслух, но удовлетворенная улыбка сэра Томаса и его изящный поклон беззвучно ответили на него «ДА».
А потом сестра сэра Томаса встала из-за инструмента и вышла из комнаты. Еще раз нежно взглянув на Эдит, англичанин последовал за ней. И забрал с собой сердце девушки.
Он это хорошо понимал.
Глава шестая
Почти сразу же после…
Картер Кушинг стоял перед зеркалом в своем клубе. Перед ним на столе был прекрасный завтрак, состоящий из яичницы с ветчиной, кофе и маленького бокала портвейна, и лежали бритвенные принадлежности. Камердинер, некто Сэндиш, только-только завел фонограф, и теперь он играл старую сентиментальную мелодию, которую обычно напевала его дорогая почившая жена. У нее был такой восхитительный голос – он обожал, закрыв глаза, слушать, как она поет Эдит колыбельные. Или читает ей. Детская была для него местом, где он отдыхал от забот жесткого мужского мира – мира, который он старался не закрывать от своей упрямой дочери, потому что понимал, что она настроена завоевать его. Но в данном конкретном случае он должен ее защитить… если только она нуждается в защите.
А после выходки сэра Томаса на балу у Макмайклов он был уверен в этом больше, чем когда-либо.
Все это совсем некстати, подумал Картер Кушинг, услышав знакомые шаги одной одиозной личности, которая собиралась вновь предстать перед его глазами. Хотелось бы мне, чтобы в этом не было никакой необходимости.
И, как по волшебству, он увидел костлявую фигуру молодого Эзекии Холли, который приближался, осторожно ступая по плиточному полу в надежде сохранить свои прекрасные кожаные ботинки сухими. Эзекия носил гетры и считал себя настоящим денди. Хотя он им никогда не был.
– Мистер Холли, – сказал Кушинг, – я люблю с утра пораньше заходить в клуб. В этом случае мне здесь никто не мешает.
– Отличное начало дня, сэр, – голос Холли звучал официально.
– Вы тоже так думаете? И, может быть, отличное время для окончания некоторых дел. – Кушинг замолчал. Но он уже принял решение и теперь готов был его выполнить, даже если это принесет разочарование его любимой дочери. – В городе появились молодой человек с сестрой. Что-то мне в них не нравится.
Кушинг протянул Холли клочок бумаги, на котором было написано: сэр Томас Шарп и леди Люсиль Шарп.
– Вот их имена. Я хочу, чтобы вы провели расследование. О деньгах не беспокойтесь. Мне нужны результаты. – Тут он протянул Холли чек. – И побыстрее.
Нет смысла продлевать ее агонию, раз уж до этого дошло.
#
Стоял прекрасный день, последний из целой череды прекрасных дней, которые Эдит проводила в компании Шарпов. В парке Делавер играл оркестр, и семьи горожан высыпали на пикник. Погода была совершенно фантастическая. Эдит прогуливалась в компании леди Люсиль Шарп, и обе женщины прятались от ярких солнечных лучей за пестрыми зонтиками от солнца. Эдит была в своей светло-золотистой юбке,
Шарпы были одеты во все абсолютно черное, этот цвет напоминал Эдит об описаниях Диккенсом черного цвета сажи, которая покрывала Лондон. На черном костюме леди Шарп выделялся кроваво-красный цветок на груди и воротник и манжеты, украшенные кружевом. Сэр Томас напоминал высокую, черную тень с полоской белоснежного воротничка и серебряной цепочкой для часов. Оба надели круглые, черные очки, чтобы защитить глаза от солнца.
Томас в это время находился вместе с Аланом, Юнис и несколькими поклонниками Юнис. Головы гуляющих поворачивались вслед прогуливающимся Эдит и леди Шарп – голова девушки кружилась от восторга, хотя лицо ее оставалось совершенно непроницаемым. В руках леди Шарп держала пинцет и специальную коробочку – она собирала коллекцию бабочек.
– Papilio Androgenus Epidarus, – объявила она, помещая красочное, трепещущее крылышками насекомое в коробочку.
– Они же умирают, – пробормотала Эдит, слегка пораженная.
– Конечно, умирают, – согласилась леди Шарп. – Они греются в солнечных лучах, и когда солнце исчезает, то они умирают.
– Как печально.
– Совсем не печально, Эдит, – возразила леди Шарп. – Таков закон жизни. Это жестокий и дикий мир, в котором кто-то кого-то постоянно ест или умирает прямо у нас под ногами.
– Все это совершенно ужасно, Люсиль, – скорчила гримаску Эдит.
– Не все, – сестра сэра Томаса подняла ветку с прикрепленным к ней коконом и внимательно его рассмотрела.
– Вот, взгляните. Все, что нужно для жизни, находится внутри этого кокона. Идеальный случай. Если я буду сохранять его в тепле и сухости, то из него вылезет очаровательное маленькое существо. Кусочек солнца, только с крыльями, – она улыбнулась Эдит и повыше подняла ветку. – Дома у нас есть только «мертвые головы [19] ». Вне всякого сомнения, устрашающие существа без малейших признаков красоты. Они обитают в темноте и холоде.
19
Acherontia Laspeyres – крупные бабочки с размахом крыльев 105–135 мм. Отличительной особенностью представителей рода является грудь с рисунком, напоминающим человеческий череп. Один из типичных представителей отряда молей.
Люсиль осторожно завернула кокон в носовой платок.
– А чем же они питаются? – поинтересовалась Эдит.
– Боюсь, что бабочками, – в голосе Люсиль послышалась скука.
Она смотрела на что-то на земле, и Эдит проследила за ее взглядом. Там целая армия муравьев захватила в плен очаровательную бабочку и теперь пожирала ее, пока она еще дергалась. Эдит почувствовала отвращение.
Но леди Шарп внимательно наблюдала за этим пиршеством.
#
«Призрак задвигался в полусогнутом положении, как будто испытывал боль… и именно тогда она поняла, с ужасом и облегчением, что это призрак ее матери».