Багряная игра. Сборник англо-американской фантастики
Шрифт:
— Он — сущее зло, — сказал Порлок странно изменившимся голосом, от которого обе женщины вздрогнули. — Дело кончится тем, что он перессорит нашу команду либо провалит ее работу — не одно, так другое. Запомните мои слова. Он не способен сосуществовать с другими людьми!
Они сели на Северном Полюсе. Над низкими холмами тлело полночное солнце. Невысокая сухая зеленовато-розовая мохоподобная трава разбегалась до горизонта во всех направлениях, и каждое из них было одним и тем же — южным. Подавленные невероятной тишиной, трое Инспекторов установили приборы и занялись делом — три судорожно копошащихся вируса на коже недвижного гиганта.
Никто не звал
21
Классификации и систематизации.
— Это соединение вы могли бы при желании паять припоем 860, — тихо и нерешительно сказал Эскуана.
— Ясное дело!
— Извините. Я просто посмотрел, вижу, у вас там 840-й…
— Уберу его, когда достану 860-й. Инженер, когда я не буду знать, как действовать, я сам обращусь к вам за советом.
Через минуту Томико оглянулась. Сомнений быть не могло: Эскуана спал глубоким сном — голова на столе, большой палец во рту.
— Осден!
Тот не ответил и не повернул мертвенно-бледного лица, только нетерпеливо передернулся.
— Вы не могли не знать о ранимости Эскуаны.
— Я не отвечаю за его психопатические реакции.
— Но за свои отвечаете. В том, чем мы здесь занимаемся, Эскуана — главная фигура, а вы нет. Раз вы не в состоянии справиться со своей враждебностью, вам следует избегать общения с ним.
Осден положил инструменты и встал.
— С радостью! — воскликнул он злым скрипучим голосом. — Вам-то, наверно, и вообразить не дано, каково это — переживать безотчетный ужас Эскуаны. Быть вынужденным разделять его жуткую трусость, съеживаться вместе с ним от страха перед всем на свете!
— Вы что, пытаетесь оправдать свою жестокость к нему? Я думала, у вас больше чувства собственного достоинства! — До Томико дошло, что ее трясет от злости. — Если ваша способность к эмпатии в самом деле вынуждает вас делить с Андером его страдания, почему же она никогда не вызывает в вас ни капли сострадания?
— Сострадание… — сказал Осден. — Сострадание… Что вы знаете о сострадании?
Она не сводила с него глаз, но он на нее смотреть не хотел.
— Не угодно ли, чтобы я описал словами ваши теперешние чувства по отношению ко мне? — спросил он. — Я смогу это сделать точнее, чем вы сами. Меня научили анализировать такие реакции по мере их приема. А я ведь и в самом деле принимаю их.
— Но как вы можете рассчитывать на теплые чувства с моей стороны, если ведете себя подобным образом?
— Да какую роль играет то, как я себя веду, курица
— Вздор это. Самоуничижение. У каждого человека есть…
— А я не каждый, — сказал Осден. — Есть все вы. И есть я. Я — один.
Пораженная этой внезапно открывшейся бездной солипсизма [22] , она некоторое время молчала; наконец, уже без злости и Жалости, будто ставя диагноз, произнесла:
— Вы можете себя убить, Осден.
— Недурной для вас выход, да, Хаито? — глумливо ухмыльнулся он. — Я депрессиям не подвержен, и сеп-пуку не мой удел. Так что вы мне предлагаете делать?
— Уйти. Пожалеть самого себя и нас. Возьмите аэрокар, портативный компьютер и отправляйтесь на подсчет разновидностей. В лес. За лес Харфекс еще даже не принимался. Выберите облесенный участок в сто квадратных метров, где-нибудь в пределах дальности радиосвязи. Но за пределами эмпатического приема. Докладывайте ежедневно в 8 и 24 часа.
22
Крайний эгоизм, эгоцентризм.
Осден отбыл и пять дней подряд напоминал о себе только поступавшими дважды в сутки короткими сообщениями о том, что все нормально. Настроение в базовом лагере сменилось с быстротой театральных декораций. Эскуана бодрствовал по восемнадцать часов в сутки. По-суэт То взялась за свою небесную лютню и погрузилась в астральные созвучия (Осдена музыка доводила до бешенства). Мэннон, Харфекс, Дженни Чонь и Томико, все как один, отказались от транквилизаторов. Порлок в своей лаборатории перегонял нечто и сам же все выпивал, привычно страдая похмельем. Аснанифойл и По-суэт То отслужили всенощное Численное Богоявление, мистическую оргию высшей математики — высшее наслаждение для религиозной сетианской души. Оллеру переспала с каждым. Работа двигалась.
Специалист по Точным Наукам вернулся на базу бегом, с трудом продираясь сквозь мясистые стебли траво-образных.
— Там, в лесу… что-то… — глаза его вылезали из орбит, он задыхался, пальцы и усы дрожали, — что-то большое. Движущееся, сзади. Я вводил данные, наклонился пониже. Оно на меня напало. Будто с дерева спрыгнуло. Сзади. — Он бессмысленно уставился на слушателей глазами, помутневшими не то от ужаса, не то от усталости.
— Сядьте, Порлок. Успокойтесь. А теперь по порядку, все сначала. Вы увидели что-то…
— Неясно. Только движение. Целенаправленное. Он… оно… не знаю, что бы это могло быть. Что-то самостоятельно перемещающееся. В этих деревьях или древовидных, называйте как хотите. На опушке леса.
Харфекс, похоже, был неумолим.
— Здесь нет ничего, что могло бы напасть на вас, Порлок. Здесь нет даже микробов. Здесь не может быть большого животного. Возможно, это просто упал какой-то эпифит, какая-то отцепившаяся у вас за спиной лиана?..
— Нет, — сказал Порлок. — Оно спускалось прямо на меня, по веткам, быстро. Когда я повернулся, оно опять взлетело, вверх и от меня. Один Бог ведает, что это могло быть. Большое такое, с человека, не меньше. Кажется, красноватого цвета. Нет, не уверен, не разглядел.