Багряные зори
Шрифт:
Мальчишку порядком знобило. Вылез из глинища. Пошел к стаду, едва переставляя ноги, спотыкаясь.
Не прошел даром сон на сырой земле. Вечером больного Володю дед Михаил отвез на подводе домой.
ГДЕ ДОСТАТЬ ВЗРЫВЧАТКУ!
Пришла поздняя неприветливая осень. Большие стаи ворон низко проносились над землей. В полдень из-за туч едва пробивалось солнце, которое так и не успевало высушить омытые дождями окна. За лесом устраивались на ночлег тяжелые
Надоедливо, день за днем, моросил мелкий холодный дождь. Потонуло село в хлюпкой грязи.
Рано наступила ночь. Мокрый слепой сумрак сразу покрыл хаты, пристанционные здания, железнодорожные насаждения. Тихо. Медленно, с шелестом сеял дождь, и вдоль насыпи время от времени раздавались шаги немецких патрулей.
За семафором в кустах колючего боярышника лежали двое. Тесно прижавшись друг к другу, оба дрожали.
— Вить, а Вить… — прошептал один.
— Чего тебе?
— Почему мы не взяли Ивана с собой?
— Он был с нами в прошлый раз. Тише! Не слышишь — вышел!
— Кто вышел?
— Эшелон из Ракитного.
— Эх, сейчас бы взрывчатку!
— «Взрывчатку, взрывчатку»… Как будто я против? Вот только где ее взять! Четвертый раз эшелон встречаем, оружие есть, патроны есть, а взрывчатки ни грамма.
— Страшно, Витя, — откровенно признался паренек.
— А ты думал, что с гармошкой на гулянку пойдем?
Лежа на влажной земле, ребята уловили далекий, все нарастающий шум приближающегося поезда. А потом различили усталое шипение паровоза и все усиливающийся стук колес.
Едва вышел поезд за семафор, как оба парня подползли поближе к рельсам, вскочили на ноги и бросились к тормозной площадке.
Сердце стучало так, словно било в набат. Ловко уцепился Виктор за поручни, подтянулся, нащупал ногами ступеньку, оттолкнулся и лихо взлетел на площадку. Неудачно схватился Петр за поручень, отбросило его куда-то в сторону, и никак он не мог отыскать ступеньки.
Эшелон быстро набирал скорость. Все тело Петра, точно неживое, отяжелело, болтались ноги, и их затягивало под вагон.
Ловко одной рукой схватил Виктор товарища за воротник, другой — за плечо и, собравшись с силами, вытянул его на площадку. С минуту оба тяжело дышали.
— Лезем на крышу… — прошептал Виктор. — В первом вагоне на тормозной площадке вооруженный немец. В последнем — тоже. Начнем с последнего. Без моего разрешения не стрелять. Действовать будем тихо.
Ползут парни по мокрой, скользкой крыше вагона, держась середины, чтоб не скатиться случайно вниз. А вот и последняя площадка… Донеслось какое-то бормотание, потом мурлыканье, очень похожее на песню. При тусклом свете фонаря отчетливо просматривается сгорбленная фигура немца. Часовой надвинул пилотку на уши, поднял воротник шинели и в такт движению вагона качает головой.
У самых ног его лежит огромная овчарка. Спокойно положив голову на лапы, она дремала.
Виктор достал из кармана двухфунтовую гирю на длинном
Немец упал.
Виктор спрыгнул на площадку и в то же мгновение почувствовал, как его рука попала в пасть. Собака железными челюстями сжимала руку.
Петр сверху свалился прямо на овчарку и обеими руками, как клещами, сдавил ей горло.
Виктор почувствовал, как слабеет хватка овчарки, и, пересиливая боль, резким движением освободил руку. Потом вместе с Петром они схватили собаку за ноги и выбросили на ходу с площадки.
— Больно? — спросил Петр.
Ребята взяли у мертвого часового автомат, электрический фонарик, вытащили из кармана документы, отцепили с кителя железный крест.
— Награду получил не только от фюрера, но и от нас тоже. Лишь с той разницей, что от них железный крест, а от нас — деревянный, — говорит Виктор.
И — снова на крышу. Ползут к первому вагону. А там, на площадке, никого нет. Наверное, немец забрался на паровоз погреться. Оттуда доносились протяжные, жалобные звуки губной гармошки.
Проверили сцепления между вагонами. Эге, голыми руками не оторвешь!
— Прыгай, — прошептал Виктор, — скоро Ольшаницкий блокпост, а там — караул. Пойдем домой.
— А может, добраться до Ольшаницы и прямо к тому пареньку? У него и заночуем.
— К какому?
— К Володе Бучацкому.
— Хороший мальчуган. Аида к нему!
Две тени оторвались от эшелона и растворились в темноте.
Володя рад был приходу товарищей.
— Где вы были? — неторопливо спросил он.
Ничего не утаили парни от него.
— Везет вам, — тяжело вздохнул Володя. — Хорошо бы мне с вами!
— Где там везет, — махнул рукой Петр. — Только часового убили, а сцепления подергали. Эх, взрывчатку бы нам… Вот достанем ее, тогда и тебя возьмем…
ДОМА
Володя лежал на печке и наблюдал сквозь маленькое окошко все, что делается во дворе. Опершись подбородком на кулак, прижимался животом к теплой лежанке. И вдруг заметил: по дорожке кто-то приближается к будке.
— Мама, — крикнул он с печи, — сейчас все новости узнаете! К нам «радио» идет!
— Какое радио? — засуетилась мать.
— Тетка Прасковья.
Прасковью в селе знали все. Оттого, что она часами не умолкала, у нее всегда болело горло.
Она решительно все знала и обо всем везде, рассказывала: когда кто женился, кто кого оставил, кто что купил или продал, кто поссорился, кому и как нагадала цыганка… За глаза тетку Прасковью дразнили ветряной мельницей. Вот и сейчас, не успела она войти в хату и поздороваться, как уже, вытерев кончиком платка губы, застрекотала: