Бактерия 078
Шрифт:
В накуренной комнате сидело несколько мужчин. На их лицах отражалось волнение. Несколько минут царило тяжелое молчание. Люди сидели тихо, не говоря ни слова, и только по временам поглядывали на большие, громко тикающие стенные часы.
– Все еще нет!
– нарушил молчание пожилой хмурый человек.
– Где он?
Остальные сердито посмотрели на него. Зачем повторять то, о чем каждый из них думает! Это только нервирует, а нервы и так у всех натянуты до отказа. Однако и молчание мучило всех. Слова
– Только бы не схватили и не упрятали в тюрьму! Ведь они, как гончие псы, столько дней ищут его!
– Нет, пока все в порядке!
– возбужденно ответил молодой рабочий -с черными горящими глазами.
– Известно ведь, что он выехал с тем американцем.
– Кто знает, - задумчиво произнес журналист, - может быть, ловушка приготовлена именно там, в лаборатории.
Седой рабочий нахмурил брови:
– Не создавайте паники, товарищи! Мы сделали все возможное, чтобы дело удалось, не упустили пи одной меры предосторожности, даже машину послали. Не следует забывать также, что полиция сегодня очень занята нашей демонстрацией…
– Кто-то идет!
– сказал стоявший возле окна наблюдатель.
Все встали. Вошел невысокий худощавый рабочий с длинными, свисающими вниз усами.
– А, это вы, товарищ Руидзи!
– приветствовал его седой рабочий, не скрывая своего разочарования.
– Привет!
– ответил прибывший.
– Товарищи прислали меня спросить, как дела, что слышно. Материал уже есть? Мы беспокоимся.
– Еще нет!
– тяжело вздохнул седой рабочий.
– Мы тут тоже не очень-то спокойны: ждем его возвращения… Еще не так много времени прошло, надежда не потеряна.
Снова наступило молчание. Прибывший подошел к представителю ЦК и вполголоса сказал ему:
– Это вы хорошо придумали - насчет запасной ротации. Нашу типографию сторожат. С самого утра прибыл цензор и сидит как прикованный, только глазищами ворочает. Ни одного слова без него нельзя набрать.
– Никто не видел, как вы шли сюда, товарищ Руидзи?
– спросил седой рабочий.
– «Видел»?
– тихо рассмеялся прибывший.
– Что, вы меня не знаете? Мало мы с вами исчезали из-под самого носа полицейских, а? Не такой уж я глупый, чтобы эти псы выследили Руидзи!
– Он придвинулся ближе к представителю ЦК.
– Наша запасная ротация должна работать неплохо. Только обеспечьте нас материалом, и через час специальный бюллетень будет у вас в руках. Вот увидите! Янки и полиция ошалеют от злости!
Представитель ЦК одобрительно кивнул головой.
– А что будет с тем товарищем, - спросил Руидзи, - которого мы ждем? Говорят, он один должен выполнить главную часть задания.
– О чем мы основательно позаботились, не беспокойтесь. Лишь бы только ему удалось добраться сюда, а тогда ему уже ничто не будет грозить!
ГРОМ СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА
Толпа увеличивалась с каждой минутой. Изо всех улиц, ведущих на площадь, выливались всё новые и новые потоки жителей города. Шли мужчины и женщины, старики и дети, здоровые и калеки. Люди были одеты по-разному: одни в национальных ярких, но потрепанных кимоно, другие в рабочих комбинезонах, третьи в испачканных краской блузах, многие в
Площадь грозно гудела. Сжатые кулаки - заскорузлые и твердые - поднимались над толпой. Они грозили врагу. Хриплые голоса обвиняли правительство.
Полиция не появлялась. Видимо, она поняла, что ее сил не хватит для разгона миллионной массы народа, что винтовочные выстрелы не смогут заглушить взрыв гнева и ненависти. Только перед огромным зданием - логовищем американских оккупантов - стояли угрюмые янки в глубоко надвинутых на лоб стальных касках с буквами МП. Солдаты держали автоматы наготове, тяжелые станковые пулеметы нацелились на площадь.
В толпе из рук в руки передавался специальный бюллетень прогрессивных газет с огромными, кричащими заголовками. Глаза людей лихорадочно пробегали по строчкам и, отрываясь от листка, смотрели с изумлением и гневом на вооруженных оккупантов. Бюллетень передавался дальше, люди поднимали крепко сжатые кулаки и грозили тем, кто был замешан в чудовищных делах.
– Это страшно!
– шептала бедно одетая женщина, судорожно прижимая к груди завернутого в лохмотья ребенка.
– Это страшно!
Где-то посреди площади вдруг высоко взвился большой алый стяг. Он затрепетал на ветру, и его полотнище широко распростерлось над толпой. Буря восторженных криков приветствовала появление этого символа свободы и независимости рабочего класса. Воздух задрожал от громовых рукоплесканий. Человек, крепко сжимавший в руках древко знамени, был одет в выгоревший, потрепанный солдатский мундир.
– Сестры и братья!..
Голос Ямады, только что поднявшегося на трибуну, далеко разнесся над толпой. Люди примолкли.
– Сестры и братья! Мы собрались здесь, чтобы выразить свое возмущение преступникам, которые готовят страшную гибель миллионам людей. Мы, жители Токио, сотни тысяч трудящихся, собрались сегодня, чтобы решительно сказать заокеанским и японским сеятелям чумы: мы не хотим войны!
Толпа всколыхнулась. По огромной площади пронесся шквал криков:
– Не хотим!.. Не допустим!..
Едва крики замолкали в одном конце площади, как возникали в другом и волной катились обратно к трибуне, подхватываемые сотнями тысяч возбужденных голосов.
Ямада молча ждал, пока народ утихнет, потом продолжал:
– Да, мы не хотим войны! И мы не позволим превратить Японию в новый очаг агрессии, в опытное поле для испытания чудовищного оружия массового истребления людей!
Новая волна криков поднялась в ответ и прокатилась по площади:
– Не допустим!.. Япония не будет воевать против Советского Союза!.. Янки, убирайтесь домой!
Эхо возгласов летело через площадь, проникало в дома, как гром прокатывалось по улицам, забитым людьми. Оно стократ повторялось всюду, где народ лихорадочно читал страшные известия, опубликованные в бюллетене.