Бал-маскарад

Демина-Павлова Ольга

– Значит, я беременна! И мой обморок, мое недомогание в последнее время связано с беременностью?

– Да, - доктор утвердительно кивнул головой.

– Доктор, прошу вас, не говорите об этом пока никому…

– Но почему? Это очень приятная новость…

– Я хочу сама, наедине, обо всем рассказать мужу. Думаю, что в этом залог нашего примирения.

– Как знаете, воля ваша. А мне здесь больше делать нечего, прощайте! Если что понадобится, сразу же дайте знать.

Доктор учтиво откланялся и покинул комнату больной, осторожно притворив за собой дверь.

Валерия заснула умиротворенная, с единственным желанием утром пораньше проснуться и все рассказать мужу. «Иван обязательно меня простит, когда узнает, что у

нас будет ребенок» - шептала, счастливо улыбаясь, Валерия, уже засыпая.

Но встала она очень поздно. Валерия чувствовала себя совершенно разбитой после сильного нервного стресса. Ее знобило. Она плохо себя чувствовала, ее мучила страшная тошнота и головокружение. Сильная слабость не позволила Валерии бежать за мужем, она провела в своей комнате почти весь день. Флора ухаживала за подругой как могла, отвлекая от грустных мыслей. Иван не пришел проведать жену, от того Валерия сильно страдала.

…Хмель не сомкнул глаз всю ночь. Он без сна лежал на жесткой постели в маленькой комнате в левом крыле дома, удаленной от жилых комнат. Иван сам выбрал комнату, Игнат Петрович уговаривал подыскать себе, что-то получше, в правом крыле, где располагались комнаты для гостей. Но Иван отказался, ему важно было сейчас быть как можно дальше от Валерии. Он корил себя, что поддался на уговоры княжны, и не уехал сразу же. Возможно, дорога и смена места позволили ему как-то отвлечься от неприятных воспоминаний. Всю ночь его преследовала одна и та же картина, которая предстала перед ним в кабинете: его Валерия в объятиях ненавистного Иваницкого под покровом кромешной тьмы. Чтобы представить, что могло случиться потом, не окажись Ивана в тот миг там, на месте, не надо было большой фантазии. Адские муки ревности терзали душу Ивана. Он ненавидел Валерию, ненавидел Бориса, он сам себя ненавидел за те мысли, которые раздирали его. Любимая женщина, которую он боготворил, так вероломно предала его, предпочла компанию другого мужчины, более знатного происхождения. Хмель ощущал все свое ничтожество. Он – холоп, бедняк, вздумал полюбить такую благородную и прекрасную девушку как Валерия Красновская, и теперь страдает за свою дерзость. Конечно, куда ему со свиным рылом в калашный ряд! Неужели, такие как Богдан Борщевский и Борис Иваницкий всегда будут правы, указывая ему, холопу, его место. Что он мужик, крестьянская косточка, задумал породниться со знатной дворянкой. Но дело в том, что Иван никогда не думал о корысти, не стремился извлечь выгоду из союза с аристократкой Валерией Красновской. Он любил Валерию, и только потому женился на ней. Хмель страшился поездки в Петербург, справедливо ожидая выпадов в свой адрес со стороны столичных снобов и светских львиц. Но оказалось, что для того, чтобы тебя ткнули носом в свиное корыто, не обязательно ехать в столицу. Нашлись «добрые» люди и в провинции. Было от чего взяться руками за голову, брак Ивана и Валерии трещал по всем швам. Чуда было ждать неоткуда.

Утром Иван вскочил с постели ни свет ни заря. От бессонницы башка трещала, как будто там играл полковой оркестр. Не зная, чем себя занять, он взялся за лопату и принялся расчищать на улице возле дома снег, выпавший за ночь. Работа пошла на пользу. Он с аппетитом позавтракал, правда, немного удивился, когда в столовой не оказалось Валерии. Но Иван решил проявить характер, и не спрашивать, почему жена не вышла к столу. Он сытно поел, вышел на улицу и снова взялся за лопату. От работы стало жарко, пот катился градом, тогда Иван скинул тулуп и шапку, чтобы было вольней двигаться. Валерия наблюдала за мужем со второго этажа из окна своей спальни. Она вскрикнула: - Флора, посмотри, что он делает! Он разделся на морозе, Иван может заболеть! Боже, он, наверное, специально хочет застудиться и умереть. Он так рассержен на меня, - заплакала Валерия.

Флора поспешила успокоить подругу, она увела ее от окна, усадила на кровать и дала успокоительное.

Как это произошло, потом никто не мог вспомнить.

На том краю села, где лежала река, началась паника. С самого утра мальчишки катались по льду на замерзшей реке. Морозы в начале зимы стояли не очень крепкие, лед плохо схватился и не везде был прочный. В одном месте лед проломился и мальчишка провалился под лед. Он шумно барахтался и просил о помощи. Друзья тонувшего перепугались на смерть, они боялись близко подходить к полынье и стали громко кричать на помощь. Иван услышал крики и первым кинулся на помощь. Добро, он находился неподалеку. Он с разбегу плюхнулся в прорубь, ледяная вода обожгла все тело. Иван за шиворот схватил тонувшего мальчонку и что силы выбросил его на уцелевший лед. Одна баба подхватила мальца и сразу же укрыла его теплым тулупом. Мальчик дрожал от холода, выстукивая зубами дробь. Он был похож на испуганного мокрого хорька, он смотрел перепуганными глазами на сбежавшихся односельчан. Но главное, он был спасен. Мать с плачем кинулась к сынишке, целуя его в мокрый нос. Бабы, которые прибежали на крик, сокрушенно кивали головами, следя за разыгрывавшейся драмой.

Самому выбраться из проруби у Ивана не получалось. Лед крошился под тяжестью его тела, увеличивая размер полыньи. На выручку уже бежали деревенские мужики. Они тащили с собой деревянную лестницу и веревки. Один из мужиков осторожно подполз к краю проруби и протянул конец деревянной лестницы Ивану. Иван ухватился за дерево и стал осторожно выползать на уцелевший лед. Он подтягивался озябшими руками, ноги уже его не слушались, от холода их свела судорога. Мужики вытащили Ивана из проруби. Все сошли со льда на берег, от греха подальше. Один из них довольно заулыбался. Он по-приятельски толкнул Ивана в плечо:

– А ты молодец, паря, не испугался.

– Да потише ты, Гришка, - зацыкали на него мужики. – Человек только из ледяной купели выбрался, а ты его в плечо толкаешь. Дай хоть отдышаться.

– Молодец, барин, не побоялся в ледяную воду сигануть, - хвалил Гришка Ивана. Спас пацана, а то не видать сыну Мотри белого света, как пить дать - не видать. Еще несколько минут и все, в холодной воде сразу устаешь и коченеешь.

– Да чего ты ерунду мелешь, Гришка, - возразил односельчанину мужик, похожий на цыгана с черной бородой и кудлатой шевелюрой.

– А то и говорю, Цыган, если бы не барин, то погиб бы мальчонка, ушел бы под лед, тут сильное течение, я знаю. Барин первый услышал и прибежал, а мы прибежали опосля, а в этом деле каждая минута дорога.

– Это точно, - кивали бородами мужики.

– Теперь первое дело, водочки или бражки б испить, чтобы не заболеть, - предложил Панас, работник из дома Борщевского, который вместе со всеми прибежал на реку.

– Да это верно, – согласились другие мужики. Было видно, что мысль о водке приятно будоражила их головы.

– Мужики, всех угощаю! – сказал Хмель. – Айда в кабак, каждый будет пить, сколько захочет! Да еще ставлю закуску.

– Ай да барин, - цокнул языком Цыган. – Наш парень. Сразу видно, хороший человек, не белоручка, сам в прорубь полез.

– Наш барин хороший, - подтвердил Панас.

– Да какой я барин, мужики? – сказал Хмель. – Если хотите знать, я такой же мужик, как и вы.

– Да иди ты! – разинул рот от изумления Гришка. Он остолбенело стоял, как чучело на огороде, широко расставив руки, будто ворон гонял.

Глядя на его перекошенную морду, мужики чуть со смеху не попадали. Цыган аж за живот схватился: - Закрой рот, Гришка, а то ворона влетит!

– Ну, чисто тебе живая картина, а не Гришка, - приговаривал маленький мужичок в большущем овчинном тулупе, подпоясанном синим кушаком. Тулуп был явно не по размеру тщедушному мужичку, но это его ничуть не смущало. Он скинул шапку на землю и остервенело бил себя по коленкам, приговаривая: - Ай да, Гришка, ай да сукин сын. Вот рассмешил!

Но Гришка не позволил себя сбить с панталыку, он сдвинул шапку набекрень и задумчиво проговорил: