Бал шутов. Роман
Шрифт:
— И я так считаю, — согласился Леви, — ни слова о великом человеке!
Никто ничего о нем не знает. Даже вы!
— Как это?! — Главный побелел.
— Тогда скажите, как он погиб?
— Он, он, — Главный заикался, — в него стреляли… Он умер от ран. Но не сразу…
— Ерунда! Его раздавила лошадь сарацинского всадника…
Главный долго пил прямо из графина.
— …у самой стены, — продолжил Леви.
— Кремлевской?! —
— Плача! — объяснил Леонид Львович. — Иерусалимской!
В глазах Олега Сергеевича поплыл Первый съезд.
— Но Владимир Ильич никогда не был в Иерусалиме, — выдавил он.
— Какой Владимир, — удивился Леви. — Его звали Иегуда!
Главный издал что-то наподобие последнего вздоха.
— Ленина?!..
— Галеви, — поправил Леонид Львович. — Насколько я понимаю, речь идет о роли Галеви. Причем здесь Ленин?
Главный долго не дышал. Затем он набрался сил.
— Я вам предлагаю мечту, сыграть Ленина — мечту всех актеров планеты. Или вы об этом не мечтаете?!
Леви все понял.
— Мечтаю! — почти закричал он. — Но я этого недостоин. Я мал. Я — карлик по сравнению с ним. В лучшем случае я — Свердлов, может, Хо — Ши — Мин, но великий вождь?.. И потом, Олег Сергеевич, я еврей, а Владимир Ильич…
— У него был дед еврей, — гнусавил Главный.
— Хорошо, — согласился Леви, — я сыграю дедушку.
— Вы сыграете внука, — протянул Главный.
— Не могу! — завопил Леви.
— Не орите! Вытяните-ка правую руку вперед.
— Я уже вытягивал. Руки Свердлова, Дзержинского. Нет сил!
Он с трудом поднял руку.
— А теперь скажите: «Вся власть Советам!», — приказал Главный.
— Не сумею, иссяк, пропал революционный пыл. Умоляю, увольте! Я уже играл всех членов ЦК! У них адская работа! Я устал.
— «Вся власть Советам!», — требовал Главный.
— Вся власть Советам, — выдавил Леви.
— Вылитый Ленин, — констатировал Олег Сергеевич. — На Первом съезде! Держите, вот пьеса.
Он кинул ему рукопись.
Леви еле поймал ее — и не успел коснуться, как пьеса вспыхнула и сгорела синим пламенем, не оставив даже золы.
— Что вы с ней сделали? — остолбенел Главный.
— Абсолютно ничего! — поклялся Леви. — Вы же видели.
— Вы ее сожгли! Как вам удалось?
— Нет, ей Богу, я не курю. У меня даже нет спичек.
— Несгораемая пьеса!.. Вы дьявол, Леонид Львович, вы черт! — глаза Главного горели.
И тут его пронзила гениальная
— Будете играть в «Отелло»! — с пафосом выкрикнул Главный. — В «Отелло»!
— Позвольте, Олег Сергеевич, — отбивался Леви, — в «Отелло» нет Ленина, я вас заверяю.
— Яго! — мягко пояснил Главный, и, выкинув правую руку вперед, вдруг брякнул: Вся власть Советам!
Гуревичу, в общем, было все равно, куда ехать, главное туда — где не запрещают, где нет комиссий с дамочками и храпящим «гласом народа». Но он решил посоветоваться.
В то время в ленинградских театральных кругах ошивался некий американец Майк Спиц, которого все называли «Анкл Майк» и который писал диссертацию по Мейерхольду.
Спиц обожал Гуревича, все его постановки, и одно время даже думал сменить великого Мейерхольда на него.
Анкл Майк был долговяз, кое-что кумекал по — русски и за театр мог предать родину и продать мать.
Они встретились в кафе «Север». Гуревич все поведал ему.
— Ви крейзи, — сказал Анкл Майк, — куда вас несет?!!
— Не знаю. Англия, Италия, США… Не знаю.
— Зачем, — спросил Майк, — Вай? Скашите мне — вай?
— За свободой, — ответил Гуревич, — вы ею надышались, а я ее не нюхал.
— И нэ нухайтэ! — сказал Анкл Майк.
— Как это?!
— Очень просто. Что такое свобода бэз мани? Насинг! Свобода без мани, — повторил Анкл Майк, — хуже неволи. А на сиэтре, май дарлинг, мани не заработаешь!
— С моим талантом?!
— С вашим, с вашим!
— А кем же, по — вашему, я там буду?
— Программирование знаете? — спросил Майк.
— Не обижайте, — попросил Гуревич.
— Тогда официантом, — сказал Анкл, — может, таксистом.
Гуревич вскочил.
— С моим талантом?! — вновь вскричал он.
— Сядьте, Гурвиц, — попросил Майк, — о вашем тэлаэнте никто не узнает. Нушен не тэлэнт, нужен скэндэл!
— Какой скэндэл?! — не понял Гуревич.
— Биг скэндэл! Будэт скэндэл — будут мани! Без скэндэла нэчего уезжать. Приедете со скэндэлом — будут пропозишен, будет паблисити, будут мани.
Гуревич задумался.
— Анкл Майк, — сказал он, — все мое творчество здесь — сплошной скандал. Что еще?
— Итс насинг, — произнес Майк, — итс сиэтэр скэндэл. Надо политикэл скэндэл, уорлд скэндэл.
— Что вы имеете ввиду? — поинтересовался Гарик.