Баламут
Шрифт:
Баламут скривился.
— А ты не кривись, не кривись, — продолжал княжич, срываясь на крик. — Пусть мне повезло в жизни больше, чем тебе, и голода я никогда не видывал. Только я, имея страх не получить того, что хочу, не на большую дорогу вышел, и не выманивал у людей своей ложью и запугиванием последний кусок. Я решил стать их защитником и опорой! В отличии от тебя, вор! Делать то, что ты только обещаешь им! Я воин. Буду воином. Это моё призвание и с этого пути я не сверну.
Наёмник застонал. Кинул в сердцах шапку себе под ноги, растрепал
Алексей сел на камень, спрятал лицо в ладонях, ничего больше не говоря. Баламут смягчился. Он мягко похлопал его кончиками пальцев по руке.
— Ну, хватит тебе, княжич, нагеройствовал. Столько всего успел за эти дни, мало что ли? Сколько можно жизнью рисковать, почём зря? Поедем, вернёшься домой.
Тот упрямо мотнул головой.
— Нет. Сам видишь, не врал я. Горыныч есть в самом деле. И княжну он похитил. Только куда дел не знаю. Будем дальше искать.
Баламут застонал, взял княжича за рукав
— Да хватит уже! Хватит! Прекрати! Езжай домой, целее будешь.
Алексей вырвался.
— Да что ты пристал ко мне, лжец? Заладил одно и то же твердить.
— Потому что о тебе дураке забочусь! Оторвался от мамкиной юбки, и ну давай странствовать. Подвиги искать? Вон!
Баламут махнул рукой в сторону могилы Фёдора.
— Посмотри, посмотри, где большая часть подвигов заканчивается. В сырой земле. И ни песни, ни славной тризны ему не будет. Меня не жалко, так себя-то, себя побереги. Вернись домой к мамке с папкой, женись на ком они скажут, расплодись и помри старым, в собственной постели. Или в монастырь иди, в самом деле. Всяко лучше в келье за книгой, чем в брюхе у какой-нибудь невиданной зверюги. Успеешь жизни порадоваться хоть, а не в скалах этих станешь перекусом для очередной уродливой твари. Ты не богатырь из былин бродячих гусляров. Пойми это, и чем быстрее поймёшь, тем целее останешься.
Баламут присел рядом и толкнул княжича в плечо.
— Ну, чего ты пригорюнился? Хватит. Ну, нет княжны и нет, чего бубнить-то? Найдешь себе ещё одну, мало ли тех княжон по лесам бегает? А то, глядишь, в монастырь уйдешь, книгочеем станешь, там девчонки и вовсе ненужны. Милое дело, никаких мук разбитого сердца и бездн женского коварства — только чернила и бумаги не уме.
— Перестань чушь молоть, — буркнул княжич. — Знаю я, что жива княжна. А коли жива — буду дальше искать, а не в беде брошу.
— Ой, не ты поднимал, не тебе бросать. Княжна Василина, или как её там, скорее всего, уже стала чьим-то сытным ужином и кости её растащили озорные синицы. А ты, стало быть, собрался скитаться по миру в её поисках, пока седая борода под ногами путаться не станет? Вот в чем проблема таких одержимых, как ты — вы вовремя остановиться не успеваете. Раз сделал шаг в дороге, так что и теперь, топать, пока сердце не откажет?
Баламут всплеснул руками, словно раненый в самое сердце таким положение вещей.
— Сказку про Колобка тебе в детстве рассказывали? Чему она учит
— Другие мне сказки в детстве читали, — сердито проворчал Алексей.
— Какие?
Княжич задумался, но как на зло, ни один подходящий пример не шёл на ум, не продрался сквозь словесный шум, наведенный наёмником.
— Ну, давай, придумай, — ехидно сказал Баламут. — Живет же кто-то в твоем теремке, последние две-три умные мысли? Выдай на белый свет небывалые в своей гениальности мысли, что без труда не вытянешь и репку из пруда?
— Алёша Попович бы не отступился.
— Ха! Вот когда он придёт тебе на помощь, вот тогда и побеседуем. Пока ты просто Алёша Псковский, рекомендую не выступать раз на раз против орды несметной. Иногда надо осмотрительно сбежать в кусты, мой тебе совет, как от взрослого, умного и, что самое главное, всё ещё живого мужчины.
Княжич фыркнул и отвернулся.
— Хватит, Алексей, хватит, — Баламут положил ему руку на плечо. — Поехали обратно.
— Не поеду я домой, — ответил княжич.
— Хорошо, — Баламут поднял руки. — Хорошо. Я сделал всё, что мог. Не переубедить тебя, да? Пожалуйста, на здоровье. Оставайся. Делай, что хочешь. Только не говори потом, когда тебя какая-нибудь тварь пережёвывать будет, что старина Баламут не пытался тебя предупредить о такой участи.
— Мы справимся, — княжич снова набычился.
— Не понял, кто это — мы? — Баламут приложил руку к уху. — Мы — это кто, позвольте узнать? Ты и твой конь?
— Нет, ты и я, — ответил Алексей.
— О-о-о, ты никак решил, что я с тобой дальше поеду? Других монстров из тёмных сказок искать? Ты чего это, княжич, головой ударился? Нет уж, дудки, без меня обойдутся такие приключения. Хочешь помирать — один помирай.
— В каком это смысле?
— В прямом, в каком же ещё. Не поеду я с тобой больше никуда. Совсем. Вообще. Я в город возвращаюсь. Мне в горячей баньке надо попариться, поесть нормально, брагой бы упиться до смерти, желательно. Вот такая смерть мне нравится. Быть съеденным очередным змеем — отнюдь. Всё, уезжаю я. А ты человек вольный — хочешь, станешь закуской для волков, не хочешь — для другого Горыныча, выбирай, не стесняйся, раз мозгов нету.
— Ты со мной не поедешь?
— ДА! — выкрикнул Баламут. — Именно это я тебе и пытаюсь донести. Не поеду. Наконец понял, не пришлось картинки на бересте рисовать.
— Ты трус и предатель! — крикнул княжич.
— Не путай трусость с благоразумием, мой тебе совет. Если ты сидишь в горящем доме, то считать, будто продолжать упорствовать, пока твои волосы плавятся — это удел сопливых мальчишек. Оценить обстановку и вовремя уйти, вот путь мужчины. А что насчёт предательства…
Баламут пожал плечами.