Баламут
Шрифт:
— Иван, — ответил рыжий.
— Как же можно так гостей встречать неласково, Иван. Грех это. Вот хлебосольство — первейшая благодетель. Всем радушным хозяевам высшие силы даруют крепкое здоровье, твёрдую руку, обильный улов и удачу в любви, точно тебе говорю.
Поколебавшись, Иван распахнул дверь и впустил Баламута с Алёшей в избу.
— Присаживайтесь, — коротко бросил хозяин, указывая на два неказистых табурета.
— Прости, Иван, что без гостинцев к тебе пришли, — сказал Баламут, — да сам видишь, потрепала нас путь-дорога.
Баламут показал на свою изорванную грязную одежду и похлопал себя по животу.
— Ничего страшного, — ответил Иван и поставил на стол краюху хлеб и несколько вяленых рыб. — Угощайтесь, улов здесь обильный, хлебом с крестьянами торгую, сам не голодаю, вот, чем богат.
Баламут с силой втянул воздух.
— Ух, аж слюнки закапали. Вот бы такую красоту да запить чем…
Иван хмыкнул, вышел из избы и вернулся с холодным мокрым кувшином, из которого налил себе и Баламуту ледяное пиво. Скептически смерил княжича взглядом и налил ему из другой крынки квасу.
— Ну, — поднял свою кружку Баламут, — за встречу.
Крепко ударились кружками и выпили до дна.
— Ах, хорошо, — сказал Баламут, утирая губы. — Давай ещё по одной.
Разлили по кружкам, наёмник поднял свою.
— Выпьем, друзья, за любовь, чтобы ни одно сердце в мире не осталось одиноким.
Иван подозрительно посмотрел на него, но промолчал и выпил до дна. Баламут набил рот хлебом и рыбой, не прекращая болтовню. Он завёл пространные разговоры о погоде, на что лучше ловить налима, на хлеб или червя, о шансах на хороший урожай в этом году. Иван сначала отмалчивался, но с каждой новой пропущенной кружкой все охотнее втягивался в беседу.
Алексей, честно отдавший право на разговоры Баламуту, зевнул, лениво шарил глазами по скромному убранству избы и совсем уже потерял нить их беседы.
— … и вот так и получается, — продолжал тараторить Баламут, — что уже которую неделю мы в пути. С какими страшными тварями только не сражались, какие горести и беды только не хапнули, сотни, тысячи раз были на волосок от смерти. А всё почему? А всё ради любви, брат Иванушка. Вот, княжич, влюбился, как мальчишка, в Василису свою, и всё, жизнь ему не мила. Готов отдать её ради спасения красавицы своей. Понимаешь ты?
— Понимаю, — тряхнул головой Иван.
— Да откуда у тебя понимание такое взяться-то может, если ты сам подобного не испытывал никогда? Ничего ты не понимаешь, брат!
— Всё я понимаю, — рявкнул Иван и хлопнул ладонью по столу так, что кружки подпрыгнули. — Живёт тут девушка одна, красоты неописуемой. Люблю её, словами не выразить как. А она, будто кошка игривая, то в деревню ходит, там парням глазки строит, то пропадает в лесу, невесть где. Всё сердце мне вымотала.
— С чего ты решил, что она вообще кому-то там, где-то там, глазки строит? Ты сам-то видел?
— Нет, не видел, да что с того, я душой чую! Люблю я её, а я ей безразличен.
— Что ты чуешь, глупости говоришь, ты меня, меня послушай.
— Ну, говори!
— Да любит она тебя! — Баламут грохнул кулаком по столу. — Жить без тебя не может, а ты, гад такой, ей такую подлость устроил?! Решил в озере держать, как козу на привязи? Ракушку её украл, ног лишил? Да как ты вообще можешь на отражение своё смотреть после такого? Разве же это любовь? Эгоизм!
Он ткнул Ивана пальцем в грудь.
— Делом свою любовь показывай и доверием!
Иван вытер тыльной стороной ладони с лица непрошеную слезу. Поднялся с табурета, открыл сундук и со дна, из-под груды тряпок, достал гигантскую красную раковину. Юноши вышли из дома. Иван шаткой походкой забрёл по пояс в воду, приложил ракушку к губам и дунул в неё, как во флейту. В воздухе пронеслась легкая мелодия. Вода пошла мелкими волнами и из неё по пояс вынырнула русалка.
— Прости меня, Анечка, — со слезой в голосе сказал Иван, — прости, если сможешь, каким же дураком я был.
— Ванечка! Конечно я прощаю тебя, дурачок ты мой ненаглядный.
— Люблю я тебя, рыбка моя.
— И тебя люблю, дурачок ты мой.
Они обнялись и рыбак закружил русалку, целуя её щеки.
— Что может быть прекраснее чистой и искренней любви, — сказал Алексей, глядя на эту картину, чувствуя в горле ком.
— Здоровый крепкий сон и полный желудок, — ответил ему Баламут.
Он сунул голову в озеро и растёр лицо ледяной водой.
— Пошли, — сказал он, отфыркиваясь, — не до нас им больше. Отдохнём хоть и прекратим решать проблемы каждой зайки подкустовой. Поспать бы мне не помешало, ик, опять же.
Продравшись сквозь кустарник, они вернулись к своему маленькому лагерю и замерли. У их костерка сидел воин и грел руки. Увидев Алексея с Баламутом, он поднялся и криво усмехнулся.
— Ну, здравствуй, княжич.
Глава 16 В петле
Незнакомец поднялся и потёр ладони. Дорогая кольчуга из мелких колец, ножны, украшенные драгоценными камнями, и соболья шапка выдавали в нём человека знатного и богатого. Кроме него на поляне ещё стояли пятеро вооружённых дружинников, которые кидали недобрые взгляды на Баламута.
Незнакомец оскалился в улыбке.
— Скучал по мне, княжич?
Баламут толкнул Алёшу локтем в бок.
— Умеют некоторые люди улыбаться так, что мороз по коже прошибает, — сказал он. — Сразу видно, хороший молодой человек, к такому можно и спиной в бане повернуться.
Вид у княжича был самый растерянный и виноватый, как у мальчишки, застигнутого в кладовой с рукой в горшке варенья.
— Мы, кажется, незнакомы, — сказал наёмник. — Алексей, может, устранишь возникшую неловкость? Хотя лично я предпочёл бы попрощаться с ним здесь и сейчас, можно обойтись без лишней вежливости, только бы не видеть эту ухмылку больше никогда.