Балканский синдром

Абдуллаев Чингиз Акифович

– Не нужно так говорить, – попросил Вукославлевич. – Дело в том, что ваш переводчик сейчас на докладе у своего начальства. Он обязан информировать их о своей поездке в Германию и Хорватию. Это обязательно для сотрудника службы безопасности. Неужели я должен вам объяснять такие элементарные вещи?

– И долго он будет на докладе у руководства?

– Этого я вам сказать не могу. Нужно подождать. Если до вечера он не появится, завтра мы дадим вам нового переводчика.

– Вы не исключаете даже такой вариант?

– Не исключаю, – сухо ответил

Вукославлевич. – У вас есть еще ко мне вопросы?

– Есть. Очевидно, вам еще не успели доложить, но обязательно позвонят и скажут о моей просьбе. Я просил капитана Орлича прозондировать возможность моей беседы с вашим премьер-министром.

– По какому вопросу? – насторожился прокурор.

– По тому самому, для чего я прилетел сюда. В качестве одного из самых важных свидетелей мне нужен премьер-министр страны, и я прошу вас как можно быстрее организовать эту встречу.

Наступило молчание. Очевидно, Вукославлевич был просто ошеломлен подобным невероятным требованием.

– Вы считаете его свидетелем случившегося? Думаете, что вам разрешат допросить главу правительства как свидетеля по этому делу? Хотите громкого международного скандала?

– Нет. Я всего лишь хочу добиться истины. И для завершения моего расследования мне нужно обязательно переговорить с вашим премьером. Не понимаю, почему мой разговор с ним должен вызвать международный скандал.

– Это будет необычный разговор, – повысил голос Вукославлевич. – Неужели вы не представляете, что именно произойдет, если мы позволим этой встрече состояться? Это равносильно обвинению премьера в умышленном убийстве его заместителя. Некоторые газеты уже откровенно намекают на такой исход дела, а вы только подбросите им новую тему.

– Можно встретиться так, чтобы об этом никто не узнал, – предложил Дронго. – В конце концов, не забывайте, что расследование я провожу по вашей просьбе.

Снова недолгое молчание. Прокурор понимал, что все их разговоры фиксируются, и даже не представлял, как себя дальше вести, что именно говорить.

– Я доложу о вашей необычной просьбе генеральному прокурору, – пообещал Вукославлевич. – Хотя все равно не понимаю, зачем вам нужен такой свидетель. Или вы полагаете, что мы можем вас обмануть и не выплатить гонорар?

– Как раз об этом я думаю меньше всего, – признался Дронго. – И все-таки подумайте о моей просьбе и верните ко мне наконец Орлича, чтобы я мог нормально работать.

Он прождал до четырех часов, когда наконец в кабинете появился уставший, но довольный Павел. Он сел на стул, выдохнул воздух и взглянул на Дронго.

– Я думал, что больше никогда вас не увижу, – признался Павел.

– Мне сообщили, что ты был на докладе у своего начальства.

Орлич приложил палец к губам и громко сказал:

– Я был очень занят, но теперь меня снова вернули на мое место, чтобы я помог вам с переводами.

– Ты сказал, что собираешься мне помогать. Очень хорошо. Давай начнем, мы и так потеряли много времени. Посмотри этот протокол и уточни некоторые места, которые

я не совсем понимаю.

В этот день они работали только до семи вечера. Когда же вышли из кабинета и оказались наконец в коридоре, Павел оглянулся по сторонам и быстро проговорил:

– Я передал вашу просьбу. Они были в ярости. Очевидно, считают, что вы обратили внимание на приставленных к вам наблюдателей и пожалуетесь премьеру на их «назойливость». Поэтому все работающие по этому расследованию получили четкое указание больше не контактировать с вами, не имея разрешения своего руководства.

– Что мне теперь делать?

– Ждать, – тихо ответил Павел. – И учтите, что в машине тоже лучше не разговаривать.

– Спасибо. Только я все равно буду настаивать на этой встрече. Я уже рассказал обо всем Вукославлевичу. Пусть теперь соображает, как ему выбираться из подобного положения. Надеюсь, что они в конечном счете примут правильное решение и сумеют подняться выше служебных и чиновничьих интриг.

Вечером он из своего номера позвонил Даниэле.

– Добрый вечер, госпожа Милованович.

– Я думала, что вы уже не позвоните, – призналась она.

– У меня было много дел, пришлось уехать из Белграда.

– Удачно?

– Да, все нормально. Ужасно хотелось бы еще раз вас увидеть.

– Вы считаете это большой проблемой? Скажите, где именно вы находитесь, и я сразу к вам приеду.

– Нельзя, – пробормотал он, – просто нельзя, пока я не закончу это расследование. Вы ведь одна из главных возможных подозреваемых, в прокуратуре мне неоднократно об этом напоминали. Давайте подождем несколько дней, чтобы нас не обвиняли в тысяче смертных грехов, к которым прибавится еще один.

– Вы стали бояться смертных грехов? – рассмеялась Даниэла. – С каких пор? В прошлый раз вы показались мне убежденным атеистом.

– Скорее агностиком, – возразил Дронго. – Я хотел спросить об обеде, на котором вы были вместе с супругами Петковичами. Вы не почувствовали, что Баштич нервничает или ведет себя как-то по-особенному?

– Нет, не почувствовала.

– После всего, что произошло в особняке, кто развозил вас по домам? Машины кабинета министров или сотрудники службы безопасности?

– Разумеется, сотрудники. Кстати, вообще не хотели отпускать по домам, уверенные в том, что убийца среди нас. Но потом все-таки приняли решение отпустить всех по домам.

– Ясно. Спасибо вам еще раз. Надеюсь, что мы обязательно увидимся до моего отъезда.

– Хотелось бы верить, – пошутила она на прощание.

Дронго положил трубку. Надо успокоиться и вспомнить все, что он услышал за вчерашний день. Это был необычный день с точки зрения изучения психологии убитого. Дронго пошел в душ и открыл горячую воду. Если бы эти упертые чиновники понимали, как важна его встреча с премьером, но они думают только о своих креслах и должностях, как, в общем, и повсюду в мире. Нужно завтра утром позвонить генералу Обрадовичу. Он воевал, был ранен, его не смутят чиновничьи игры.