Баллада о кулаке (сборник)
Шрифт:
— Он ко мне приходил, — без предисловий сообщает хозяйка, кусая губы. — Этот ваш…
Она умолкает и спустя минуту поправляется:
— Этот наш. Монахов. И знаете… вы будете смеяться, но Борман его испугался!..
Мы не смеемся.
Врач
За долгие годы практики Зульфия Разимовна успела привыкнуть (или, по крайней мере, притерпеться) к поздним звонкам, как к неизбежному злу. Профессия обязывала. Однако голос, который раздался в трубке, заставил ее вздрогнуть от неожиданности,
— Э-э-э… доктор Иванова?
«Да, да, все верно. Я тоже… кандидат!»
Монахов Владимир Павлович. Интеллигент-остеохондротик, одним ударом убивший на татами американского бойца-профессионала.
— Да, я вас слушаю.
— Это я… Помните? Монахов, Владимир Павлович, я у вас медкомиссию перед турниром проходил. Вы меня еще допускать не хотели…
— Да, я помню.
Она еще подумала, что предпочла бы не помнить, забыть, как страшный сон.
Не вышло.
— Скажите, вы не могли бы осмотреть меня повторно? Я… мне бы хотелось с вами проконсультироваться.
— Пожалуйста. Приходите завтра в 28-ю поликлинику, у меня прием с четырнадцати до девятнадцати, семнадцатый кабинет, пятый этаж.
— Нет, вы меня неправильно поняли! Я бы хотел, так сказать… в приватном порядке. За соответствующее вознаграждение!
«Пропала собака по кличке Дружок. Просьба вернуть за соответствующее вознаграждение…»
— В каком это смысле: в приватном порядке? — холодно поинтересовалась Зульфия Разимовна. Она ничего не имела против оплаты труда, в особенности своего, но подобных разговоров не любила.
Сразу остро ощущалась… собственная цена, что ли? Не то чтобы противно, но знать свою цену далеко не всегда доставляет удовольствие.
А может, она просто нервничает?
— Ну… не в кабинете. Я бы хотел на дому. Вы не возражаете, если я к вам подъеду?
«Возражаю!» — хотела было возмутиться доктор Иванова. Но вдруг вспомнились многозначительные взгляды, которыми обменялись перед уходом от нее Леонид и этот… Дмитрий? Вспомнился последовавший вскоре звонок Леонида: «Я сегодня на заседании общества не буду. Ничего особенного, просто руку малость повредил. Не обо что, а об кого. Об Монаха… да вы его знаете! Ага, именно он… ладно, чепуха все это!» Зульфия Разимовна понимала, что после скорее всего будет ругать себя за нездоровое любопытство, но росток подлого сорняка уже проклюнулся в душе. Может быть, этот Монахов — феномен? Как теперь говорят: «человек с паранормальными способностями»? Интерес был и личный, и чисто профессиональный. И поэтому, помедлив секунду, доктор Иванова произнесла в ждущую трубку совсем другое, чем предполагалось вначале:
— Хорошо. Только учтите, дома у меня нет соответствующего оборудования…
— Да-да, я понимаю! Можно, я приеду прямо сейчас?!
— Сейчас? Нет, что вы!.. Сейчас поздно! Может быть… — И вдруг Зульфия Разимовна ясно поняла: если она откажется принять Монахова прямо сейчас — завтра он не придет. Он больше вообще никогда не объявится. Она не знала, откуда
Рядом завозился Борман — пятилетний кобель, тренированный по системе «Телохранитель» и всерьез считающий хозяйку главной ценностью мироздания.
— Хорошо. Записывайте адрес.
Как в пошлом анекдоте: муж уехал в командировку, а к жене…
Помня предыдущий разговор, Зульфия Разимовна хотела сразу позвонить Лене — но телефон, как назло, заартачился в самый неподходящий момент. В трубке долгое время издевательски пощелкивала разрядами глухая тишина, потом пошли короткие гудки; и тут у дома притормозило такси.
Это был Монахов.
Явился не запылился.
Кое-что у Зульфии Разимовны имелось и здесь, на даче: тонометр, фонендоскоп, измеритель электропотенциала кожи — ерунда, медмишура. По-хорошему, с Монахова следовало бы снять повторную кардиограмму, энцефалограмму, провести подробные анализы…
Увы! Феномен-остеохондротик настоял на «приватном» осмотре, явно не желая лишний раз показываться в поликлинике (где успел побывать, раздобыв в регистратуре «дачный» телефон Ивановой).
«Надо будет устроить им нагоняй. Дают телефон кому ни попадя!» — думала Зульфия Разимовна, споро накладывая манжету тонометра на оголенную руку пациента.
Монахов зачем-то с самого начала потребовал, чтобы она надела резиновые хирургические перчатки. Словно боялся заразить врача какой-то кожной болезнью. Зульфия Разимовна согласилась, но заподозрила, что у Владимира Павловича не все в порядке с головой. И вообще, Монахов был весь дерганый, нервный — хотя его состояние скорее походило на невроз или угрозу истерии, чем на серьезное психическое расстройство.
Кстати: прямо с порога Монахов попытался всучить ей стодолларовую купюру, но Зульфия Разимовна…
Нет, не то чтобы отказалась.
Просто заявила: «После поговорим».
— После чего? — удивился гость, хлопая белесыми ресницами.
Глядя на него, было трудно представить себе более безобидную личность.
— После осмотра.
Давление у пациента оказалось слегка повышенным, но в пределах нормы для его возраста. Остеохондроз и тахикардия, естественно, никуда не делись, варикоз также наличествовал; кардиограмму снять было не на чем, но слабые шумы в сердце прослушивались и так.
Плюс общее психическое возбуждение.
Зульфия Разимовна вспомнила про измеритель электропотенциала кожи — в принципе, игрушка, но, раз нет ничего другого, надо задействовать хоть это.
По распоряжению хозяйки Владимир Павлович тщательно вытер вспотевшие ладони чистым полотенцем, осторожно опустил правую на контактную пластину. Иванова, припоминая соответствующий регистр, щелкнула тумблером, повернула переключатель. Стрелка, поколебавшись, остановилась на отметке, соответствующей, согласно таблице, «человеку, ведущему малоподвижный образ жизни», да еще и «в состоянии средней усталости».