Баллада о Сандре Эс

Мёллер Канни

Останавливаюсь перед запотевшим окном: в тесноте ресторана снуют люди, как рыбы в аквариуме. Примет ли косяк рыб и меня? Или придется забиться в угол и глядеть оттуда несчастным мальком? Стук в окно. Два парня, протерев запотевшее стекло, жестами зовут меня войти. Я чувствую, что краснею, и уже делаю шаг к входной двери, как вдруг замечаю, что парни смеются. Гогочут во всю глотку, так что пиво чуть не плещет через край. Я тут же поворачиваю и шагаю прочь. Скорее прочь отсюда, от этих сальных взглядов.

В метро я спускаюсь почти

бегом, но кто-то все же успевает схватить меня и не отпускает.

— Красотка… Пойдем-ка со мной… — сипит вонючая пасть.

Вырываясь из цепких лап, я вижу лицо — нет, красную ухмыляющуюся рожу. Но меткий удар коленом в пах стирает ухмылку. Из красной рожа превращается в малиновую, и парень опускается на ступеньки. Я бегу к перрону, а он кричит мне вслед: «Сука! Грязная сука!»

Надеюсь, ему по-настоящему нестерпимо больно, так что он будет сидеть на ступеньках, пока я не уеду.

Меня тошнит. Я падаю на зеленое клеенчатое сиденье в вагоне и сижу, глядя на проносящиеся мимо станции. Чем дальше, тем лучше. Все-таки я поставила этого урода на место. Попадись мне еще раз!

В животе какая-то ноющая пустота. Одиночество. То, что не приятно — мучительно. То, что мучительно — позорно. Позор тебе, Сандра Эс. Позор мне.

Выхожу из вагона и вижу телефон-автомат. Красный металлический корпус так и светится. Это же знак: позвони, позвони, он только и ждет, когда ты позвонишь… Скоро он наденет солдатскую форму, и тогда ищи-свищи, но пока он дома и ждет твоего звонка. Именно твоего, Эс! Ту, другую, он уже забыл. Ведь он не может позвонить тебе сам — у тебя нет телефона, а он знает лишь, что ты уехала в Стокгольм, больше ничего. И где ему тебя искать?

На телефонной карточке восемь единиц. Ладно, попытка — не пытка.

Отвечает мама Себа.

— Нет, его нет дома. Попросить его перезвонить?

Я кладу трубку. Не знаю, мучительно это или позорно. Надеюсь, она не поняла, что звонила маньячка — метательница кирпичей.

Черт, Себ, мне так нужен твой голос, прямо сейчас. Восемь единиц на карточке. Та синяя палатка и все, что в ней было, — это не повторится. Земля вращалась так быстро, что встречный ветер задувал под брезент. Вот о чем ты будешь рассказывать своим внукам через много лет!

Фонари у подъезда не работают, в окнах тоже нет света. Остановившись у входа, я читаю имена жильцов на табличке — просто чтобы почувствовать, что тут тоже кто-то живет. Только ложатся они, наверное, рано. Или все уехали, и я буду одна в этом огромном доме? Нет, не может быть. Они просто спят и видят сны в ожидании нового дня. Новой, лучшей жизни.

Приняв теплый душ за хлипкой занавеской, я забираюсь в постель и закрываю глаза. Будильник зазвонит в семь: цифры светятся в темноте, словно красные глаза. Маленькие миленькие вампирские глазки.

Забыла задернуть шторы. Ну и ладно, третий этаж все-таки. Кто сюда будет заглядывать? Только Большая Медведица среди

туч.

13. Следующее утро. Юдит Кляйн

Застегивая желтый форменный халат, я замечаю какое-то беспокойство в столовой. Старики о чем-то оживленно говорят, приподнимаясь и указывая пальцем на высокую худую женщину, которая твердой поступью шагает по коридору. Она одета в бордовый халат, белоснежные короткие волосы зачесаны назад. Рядом с ней остальные старики похожи на мокрых куриц. Но Мари не пускает эту даму в столовую.

— Только с ней одной и бывают неприятности, — поясняет Мари. — Комната номер пять.

— А почему ей нельзя завтракать вместе со всеми?

— Конечно, можно! Однако мы решили — общим голосованием, демократически, — что в столовую можно приходить только переодевшись. Так всем приятнее и уютнее. А кто устал и не хочет переодеваться, может попросить принести завтрак в комнату. Что мы с тобой сейчас и сделаем. Заодно познакомишься.

Я собираю завтрак под руководством Мари.

— Ей нужен чай, тосты и сок. Больше ничего. Хлеб не пересуши — за этим она строго следит. Осторожно! Поменьше масла!

— Все-то нянчатся с этой Юдит! — завистливо сопит Агнес. — Как будто она какая-то особенная!

Я несу поднос в комнату номер пять. Сок немного расплескался, чай успел остыть.

Юдит Кляйн лежит на кровати спиной к нам, уставившись в серую стенку. Мари сообщает, что мы принесли завтрак и что она хочет представить новую сотрудницу по имени Сандра Нильсон, но Юдит Кляйн не реагирует. Мы ждем, но она так и не оборачивается. Мари жестом велит мне поставить поднос на прикроватный столик.

— Приятного аппетита! — произносит она, обращаясь к угрюмой спине.

Как только мы оказываемся в коридоре, Мари поясняет:

— С ней такое бывает. Зайди чуть позже — может быть, настроение исправится. Юдит бывает очень милой и веселой. Правда, последнее время она все больше лежит в кровати и дуется.

Я пью кофе, мирно беседуя со стариками в столовой. Мне предлагают самые разные услуги — от массажа ступней до химической завивки. Старушка по имени Вера, бывшая швея, уверяет, что именно этот оттенок — желтый, как вот у этого халата, — идет мне больше всего.

— Подходит к цвету волос и глаз.

— А мне кажется, она в нем бледная! — пищит Агнес. — Ей к лицу красный, он бодрит! И волосы — надо выкрасить в рыжий. Черный к месту на похоронах.

Допив кофе, я иду к Юдит Кляйн, чтобы забрать поднос.

Она сидит на кровати. Увидев меня, со стуком ставит чашку на стол. Карие глаза внимательно изучают меня.

— И кто ты такая?

— Сандра Нильсон, — говорю я, протягивая руку.

Старуха делает вид, что не заметила моего жеста. Она смотрит в окно, как будто ждет важного гостя, который вот-вот влетит в комнату и сядет на подоконник.