Баллада о сломанном носе
Шрифт:
— Я?.. Ну да, пою немного.
Ах, черт, недаром говорится: язык твой — враг твой. Потому что как раз об этом я никому никогда не собирался рассказывать. И, что меня здорово тревожит: Ада, похоже, уже все знает.
— Классно!
— Правда?
— Ну, сам посуди: что делают другие? Играют в футбол или в школьном оркестре. Знаешь, как много девчонок танцует? Да почти все! А ты — ты поешь оперу!
— Я не очень-то здорово умею…
— Да какая разница!
У меня перехватывает дыхание, хотя
— Можно послушать?
Я сбит с толку. Она что, серьезно?
— Э-э… — начинаю я и оглядываюсь.
Я не могу петь на улице — кажется, такое объяснение сойдет? Или сказать, что у меня болит горло?
Ада не дура. И, по-моему, я уже говорил: у нее ослепительная улыбка.
— Хочешь, сделаю для тебя запись? Мне проще петь под музыку, — отвечаю я.
И это, кстати, правда.
— Ладно. С удовольствием послушаю.
— Вечером запишу.
— Отлично. Я живу вон там, — она показывает куда-то за школу.
Я киваю и неловко машу рукой.
— Улыбайся почаще. У тебя красивая улыбка, — говорит она на прощанье.
Ада ушла, а я стою столбом. Что она имела в виду? У меня еще и улыбка красивая!.. Разве девчонки говорят такое мальчикам просто так, разве это не значит сто тысяч разных вещей, которых мне не понять? Слишком редко я улыбаюсь перед зеркалом, чтобы судить, как это у меня получается.
А в остальном… Роста я маленького. Не совсем коротышка, но еще пятнадцать-двадцать сантиметров не помешали бы. Волосы у меня темно-русые и очень короткие — стрижет меня мама. Глаза голубые, ни с морем, ни с небом не сравнишь — скорее с потертыми джинсами.
И вообще, по-моему, внешность у меня совершенно заурядная. Из тех, что сразу забываются, как только исчезают из поля зрения. Куда лучше, когда у тебя длинный нос или кроличьи зубы, — во всяком случае, на них задерживается взгляд. Впрочем, когда вырасту, можно сделать татуху в виде змеи, обвивающей горло. Хотя не очень-то это и стильно.
Я с силой втягиваю в себя воздух и направляюсь домой.
Прежде чем тронуться в путь, надо все же перевести дыхание…
Моя третья глава
— Что случилось с твоим прекрасным личиком? Мама осматривает мой глаз.
— Тренировка, — объясняю я.
— Правда? Ну ничего, мой мальчик.
Она ерошит мне волосы.
На маме халат, который ей узковат.
— Ты еще дашь им сдачи, — с улыбкой говорит она.
— Наверное.
— Ты прирожденный боец, малыш.
Не знаю даже, что на это ответить, поэтому просто улыбаюсь. И она улыбается в ответ. Ничего страшного, что у нее нет одного нижнего зуба.
Наверное, теперь стоит описать маму и нашу квартиру, раз уж я рассказал, как выгляжу сам. Но иногда трудно подобрать правильные слова. Мама мягкая,
— Я сегодня работаю в вечернюю смену, — сообщает мама.
— Отлично.
Иногда, когда мама работает в магазине по вечерам, она приносит домой просроченные продукты. Недавно,’ например, это было мясо на косточке и венские сосиски, и мы наелись до отвала. Вот только не приложу ума, как уговорить ее работать почаще.
— У меня нет для тебя обеда. Хочешь соленой соломки?
— Да я не очень-то голоден.
— Прости, но ничего другого нет.
— Ну тогда давай хотя бы соломки.
Дело не в том, что соломка противная, она очень даже вкусная. Но ею трудно насытиться. Кроме того, она соленая и воздушная. Так что живот у меня начинает болеть раньше, чем я утолю голод.
— Обещаю принести что-нибудь вкусненькое из магазина, — говорит мама.
— А если я засну к тому времени?
— Тогда съешь на завтрак.
— Отлично.
Это слово я говорю часто. «Отлично». Не потому, что все хорошо, а потому, что если все время говорить просто «окей», или «ну да», или вообще промолчать, то все кончится довольно печально.
— Здорово, что ты снова работаешь, — добавляю я.
— На этот раз у меня получится, обещаю.
— Отлично.
Ну вот, опять… Наверное, надо было сказать «не обещай слишком много» или «посмотрим». Только это не в моем стиле. К тому же от таких слов портится настроение. А плохое настроение не украшает жизнь.
— Бабушка завтра зайдет. Надо придумать, что мы ей скажем.
— Окей.
Я умолчал об электрике из «Хафслюнна», зато рассказал о предполагаемом концерте.
— Ты будешь выступать? — спрашивает мама.
— Нет.
— На этот раз я обязательно пойду смотреть.
— Отлично.
— Я серьезно, Барт. Ведь правда пойду.
Маме не особо нравится на школьных вечерах. Прекрасно понимаю почему. В конце концов, все люди разные. Но, если бы она хоть разок пришла, может быть, это помогло бы… А вот хочу ли я, чтобы она это сделала, — сложный вопрос.
Как только мама уходит, я включаю музыку, глубоко вздыхаю и начинаю распеваться. После нескольких попыток записываю себя на комп. Я, конечно, не прирожденный оперный певец, но пою чисто — иногда даже сам себе поражаюсь, прослушивая собственные записи. Я не очень хвастаюсь? Сорри!
Жаль, что мне не суждена сцена… Но кое с чем в жизни приходится смиряться.
Я записываю диск и вывожу на нем «АДЕ». Потом, решив, что это лишнее, записываю еще один. Потому что если «АДЕ», то это — подарок. А в моем случае это всего лишь доказательство. Я кладу диск в конверт и засовываю его в рюкзак.