Баллада о трех словах
Шрифт:
— Мудрость, — услышали мы наконец третье слово, произнесенное тише, чем первые два.
Толпа застыла в ожидании. Когда затихло эхо, вызванное голосом Афнеля и скалы перестали повторять «: ость: ость: ость:», до ушей наших дошел, а скорее ударил в них жуткий вопль смертельно напуганного человека. Затем был короткий стон, как бы стон облегчения от того, что мучение закончилось так быстро, а потом уже одна только удушающая тишина воцарилась в долине. И мы и вся толпа стояли как пораженные громом, пока наконец, после долгого-долгого молчания люди не стали расходиться, двигаясь медленно, как бы в оцепенении. Не слышно
— Откуда ты знал? — спросил я, все еще стоя на коленях рядом с монахом.
Тот пожал плечами.
— Чувства и мысли человека похожи на строки в раскрытой книге. Но читать ее может лишь тот, кто познал тайну алфавита.
— А что бы я там сказал?
Гердвиг с минуту молчал.
— Ты этого сам не знаешь, — произнес он наконец. — Твое отношение к миру, это смесь любви и ненависти, гордости и смирения, надежды и чувства бессмысленности бытия. Ты никогда не решился бы определить смысл бытия мира в трех словах.
— Это правда, — я склонил голову, — наверно поэтому я никогда туда не пойду.
Я посмотрел в сторону пещеры, где спокойно пасся конь Афнеля.
Стоящий неподалеку Хамзин из Тергонта вздрогнул.
— Я возвращаюсь, — сказал он хрипло.
— Не останешься на вторую часть представления, господин? — учтиво спросил Гердвиг.
— На что? — выдавил рыцарь, не поняв.
— На меня, — спокойно пояснил монах.
Хамзин облизнул пересохшие губы.
— Много грехов совершил я за свою жизнь, но пусть Господь Бог в своем безмерном милосердии зачтет мне во дни Страшного Суда, что я пытался отговорить от этого поступка и того юношу и сейчас вот тебя.
Рыцарь оглянулся на свой шатер, потом бросил быстрый взгляд на монаха, но тот разгадал его намерения.
— Не призывай своих людей, чтобы они меня задержали, — сказал он спокойным голосом, — ибо я не желаю, чтобы здешняя земля обагрилась твоей кровью.
После этого он повернулся ко мне.
— Прощай, приятель, — сказал он сердечно, — и, не взирая на то, что выйдет из моей попытки, не забывай помянуть монаха Гердвига в своих каждодневных молитвах.
— Клянусь тебе в этом, — ответил я и стиснул его ладонь.
Он медленно отъехал, держась в седле с небрежной легкостью и уверенностью, и ветер развевал его белый плащ, а солнце блестело на полированном железе шлема.
И таким я его и заполнил до конца дней своих.
Стоит мне закрыть глаза и я вижу вздымаемое холодным весенним ветром бело полотно, просвечиваемое лучами яркого солнца.
— Не пытайся его задержать, — обратился я ко все еще колеблющемуся Хамзину из Тергонта, — тебе пришлось бы его убить.
Рыцарь опустил голову.
— Но может я спас бы его душу, — сказал он задумчиво.
Я покачал головой.
— Не пробуй даже, а если ты опасаешься, что на тебя падет грех, то не бойся. Я возьму эту тяжесть на свои плечи.
Дальше мы молчали до самого конца. А что было дальше? Гердвиг спокойно, не привлекая ничьего внимания доехал до пещеры — возможно все думали, что он поехал за оставленным конем Афнеля. Только когда монах соскочил со своего скакуна, люди поняли, что нашелся очередной смельчак. Но толпа вела себя уже
Лица большинства застыли в болезненном напряжении. Люди опускались на колени и возносили молитвы Богу, многие отворачивались, чтобы не видеть очередного несчастного, входящего в пещеру.
Гердвиг, перед тем как переступить порог пещеры, последний раз обернулся и наши глаза встретились. Мне даже показалось, что он слегка кивнул, после чего быстро повернулся и решительным шагом вошел вовнутрь.
Толпа замерла в ожидании. Три Слова, которые произнес монах, прозвучали быстро, одно за другим, так что громовое эхо слилось в единый раскат. Но можно было все разобрать. И услышали мы: «Страдание. Ненависть. Страх.»
И тогда, как только умолкло эхо, горы затряслись. Безоблачное небо прорезала молния, а после черная мгла закрыла солнце и стало темно, как ночью. Пораженная толпа вопя и завывая от ужаса ринулась прочь, затаптывая людей и сметая шатры, лишь бы убраться подальше от страшного места. В воздухе стоял убийственный грохот и он с каждым мгновением набирал силу. Я лишь каким-то чудом сумел вскочить в седло и ошалевший от страха конь сам нашел обратную дорогу среди скал.
Чуть позже я потерял сознание.
Пришел в чувство я далеко от проклятой долины. Я лежал на земле, а мой конь спокойно пасся рядом.
Тем же днем, когда я глядел на свое отражение в воде, я заметило, что страшные минуты оставили свой след в виде седой пряди на моей голове.
Я возвращался той же дорогой, по которой ехали мы с Афнелем и Гердвигом. Отдыхал у гостеприимных очагов тех же людей, которые принимали нас троих. Некоторые уже знали, что случилось в горах Ширу, другим я рассказывал холодными вечерами о тайне Трех слов и ее тревожащем разрешении. Скоро, однако, выяснилось, что вести о происшедшем опережали мой приезд и тогда случалось, что двери домов оставались закрытыми для меня. Чем дальше я продвигался на восток, тем больше слышал о бандах, рыскающих по окрестностям и об опустошительных грабежах. В городах я видел закрытые лавки и людей, передающих друг другу зловещие новости. Я не удивляюсь их испугу, ибо Неведомое всегда будит страх в сердцах. Но я, который еще три недели назад своими глазами видел пещеру, где погиб Афнель, оставался спокойным.
Оставался спокойным, несмотря на то. Что по сей день не знаю, было ли сотрясение гор и внезапная ночь среди дня признаком гнева создателя против человека, осмелившегося так понять сотворенный им мир, или же эти события предшествовали передаче власти над миром в руки Гердвига. Если монах верно угадал Три Слова, то об этом скоро узнает весь белый свет. Я уверен, что этот человек не будет колебаться и использует данную ему силу.
Временами назойливая, неотступная мысль терзает мой разум. Если именно страдание, Ненависть и Страх правят нашим миром, то мог ли быть его Создателем Бог? Бог, имя которому — милосердный Избавитель? Так может быть создателем существующего порядка вещей был именно Падший Ангел? Или же мир сотворил все-таки Бог, а Тайна Трех Слов — это изобретенная Сатаной ловушка, долженствующая вводить во искус людей малодушных и уводить их на путь богохульных сомнений?