Баллада о трубе и облаке
Шрифт:
— Не сердитесь! — ответил крестьянин. — А когда вы поедете?
— Сейчас. Немедленно…
— А, немедленно… — протянул крестьянин. — До утра не подождете?
— Зачем? — спросил Петер Майцен и посмотрел на него.
— Так… Чтобы ночью не ходить…
— Я не боюсь!
— Не потому, просто…
— Нет уж, решил ехать — значит, поеду!
— Ну, раз так, не буду вам больше мешать. Счастливого пути!
— Спасибо! И не запирайте дверь в сенях!
— Ладно! — ответил хозяин и вышел.
IX
Петер
Петер Майцен подбежал к окну. В аллее покачивалась фигура хозяина. В длинной руке он держал фонарь. Его прозрачная тень, подобно привидению, скользила меж черных стволов деревьев.
«Куда он? — с тревогой подумал Петер Майцен. — И зачем ем: фонарь? Ведь ночь не такая уж темная».
Он смотрел вслед хозяину, пока свет фонаря не исчез. Бросив в окно окурок, надел рюкзак, взял чемодан, пишущую машинку и на цыпочках вышел из комнаты.
Полной грудью вдохнул ночной воздух и быстрым шагом двинулся по аллее. Потом вдруг снова увидел фонарь и остановился, ожидая, что свет исчезнет. Однако фонарь оставался на месте.
«Что это значит? Не меня же поджидает Чернилогар?» — подумал он с неприязнью. Прикинул, можно ли обойти его, но, не зная другого пути, пошел дальше.
Фонарь стоял на перекрестке посреди дороги.
Петер Майцен не спеша осмотрелся. Крестьянина нигде не было. Осмотрелся еще раз. И внезапно увидел: на дубе висел Чернилогар.
— Повесился! — тихо сказал Петер Майцен. Но ужаса не почувствовал, сам поразившись своему спокойствию. Он даже не спросил себя, почему повесился Чернилогар. Он уже все знал.
Поставив рядом с фонарем чемодан и пишущую машинку, Петер Майцен вернулся в дом.
Тихо открыл дверь в спальню и во тьму сказал о том, что произошло. Женщина закричала, но с постели встала не сразу. Судя по всему, ее это ничуть не удивило. Она зажгла свет, посмотрела на Петера Майцена пустым взглядом и простонала:
— Ведь я знала, что он плохо кончит!..
Петер Майцен промолчал. Потом строго спросил:
— Он предал их?
— А-а-а? — растерялась женщина.
— Я говорю: он предал Блажичей?
— Нет! — всхлипнула она. — Не предал… он только., только… знал, что дом уже окружили…
— И не пошел их предупредить?
— Ведь он хотел пойти! — взвыла женщина. — Ей-богу, хотел пойти, но я ему сказала: зачем попусту рисковать?
— Ах вот как, — сказал Петер Майцен и невольно выразил вслух свою мысль — Значит, вы их предали.
— О! — застонала женщина, будто ей всадили нож в спину. — О! — Она зашаталась, словно вся тяжесть предательства
— Пастушка? — удивился Петер Майцен. — Какая пастушка? Яворка?
— А? — спросила женщина.
— Девушка, которой потом отрезали язык?
— Вы уже знаете? — Она смотрела на него, разинув рот, как на чародея.
— Знаю, — подтвердил он. И неожиданно содрогнулся от сознания собственной вины. — Ведь это я его повесил! — пробормотал он. — Я виноват!..
— Да! Вы виноваты! — воскликнула женщина. — Вы и ваш Темникар! И зачем вы выдумываете такие глупости? Не будь вас, он бы еще пожил! Сатана проклятый! — Она схватила будильник и швырнула в Петера Майцена. Часы ударились о дверь и рассыпались. Пружина подкатилась к постели и дрожала там, как грешная душа.
Петер Майцен вспомнил о пружине, звеневшей в Темнике. И, повернувшись, вышел из комнаты.
— Погодите! — закричала женщина и в одной рубашке бросилась за ним. — Погодите! Погодите!
Петер Майцен был уже в сенях.
— Куда же вы? — Она схватила его за руку.
— Уезжаю. Домой, — ответил он и попытался высвободиться.
— Нет! — закричала она в смертельном ужасе. — Нет! Вы выдадите меня!
Он оттолкнул ее.
— Не выдавайте меня! Не выдавайте меня! — Она бросилась к нему и обхватила его обеими руками. — Я дам вам десять тысяч! Двадцать тысяч! Сто тысяч!.. Все вам отдам! Все! Только не выдавайте!
— Это меня не касается! — резко ответил он, отталкивая ее.
— И вы не выдадите меня?
— Я сказал: меня это не касается! — повторил он.
— О… о… о!.. — Она зарыдала и опустилась на пол.
Петер Майцен поднял ее и отвел в спальню. Уложил в постель и повернулся.
— Погодите! — опять закричала женщина. — Погодите, пока я людей позову!
— Ладно, — ответил он. — Я подожду на улице.
X
Петер Майцен вышел из дому, встал на пороге и рукой провел по лбу, покрытому холодным потом. Но дышалось легче. Не было больше той гнетущей печали, которая весь день прижимала его к земле. Он выпрямился, вдохнул полной грудью и только тут почувствовал, как пусто у него на душе, пусто и безжизненно до боли.
— Кончено! — пробормотал он с отчаянием, сам не зная, что, собственно, кончено. — Все кончено!..
Медленно побрел по аллее. Справа и слева высились прямые деревья. Он не поднимал головы к их вершинам, ибо знал, что они недвижимы и хмуры, подобно караулу у гроба, не поднимал глаз к небу — чувствовал, что оно высокое, очень высокое и темное.
— Кончено!.. — повторил он. — Все кончено!..
Ноги несли его вперед. Возле фонаря он остановился. Опять вытер лоб, покрытый холодным потом. Сел на чемодан и устремил взор в пустоту.