Баллада: Осенние пляски фей
Шрифт:
Я позволил волынке со вздохом умолкнуть.
Я чуть не сказал: «Пожалуйста, давай заключим сделку. Не позволяй мне отказаться. Не дай мне сгореть», но от выражения на ее лице меня как ледяной водой окатили.
— Не проси, — сказала Нуала. — Я передумала. Я не хочу заключать с тобой сделку.
Нуала
Только родившись, я была яркой, как огонь. Первого ученика я почти не помню, в памяти остались лишь огромные желтые картины и его быстрая ужасная смерть.
Второй продержался чуть дольше. С полгода, наверное; а может, я просто пытаюсь приукрасить собственные воспоминания, чтобы мне было легче. Его так мучили навеянные мной сны и слова, которые я шептала ему на ухо, что он даже не дождался, когда умрет тело. Ночью я что-то почувствовала. Голод. А потом я нашла его висящим, как свиная туша в лавке мясника.
Следующего ученика я помню хорошо. В то время я уже лучше себя контролировала и знала, как растянуть их силы. Великолепный скрипач, Джек Киллиан так походил на Джеймса, так хотел большего… Он даже не знал, что такое «большее»; он просто чувствовал, что в жизни должно быть что-то еще и, если он не найдет это «что-то», его существование окажется всего лишь ужасной шуткой природы.
Два года. Его скрипка пела так, что зрители плакали. Его мелодии не отходили от традиций, но по необходимости заимствовали и приемы современной музыки. Он был как взрыв. Киллиан ездил в бесконечные турне, продавал диски и хотел все больше, больше, больше, и я забирала у него все больше, больше, больше, а потом, однажды, он посмотрел на меня и сказал:
— Брианна (так я тогда назвалась), по-моему, я умираю.
Это было давно. Сейчас я сидела в кинотеатре, закинув ноги на спинку кресла, хотя, конечно, зрителей просят так не делать; на утреннем сеансе в городке Гэллон, штат Вирджиния, было слишком мало людей, и мои ноги никому не мешали. Я пыталась не думать о прошлом.
Действие триллера разворачивалось на трех континентах. Боевых сцен и прочего добра в нем было достаточно, чтобы привлечь внимание, но я не могла забыть о Джеймсе, о том, как он стоял там, на холме, и собирался попросить меня о сделке.
Я закрыла глаза и увидела лицо Киллиана. Я думала, что я давно его забыла. Я думала, что я всех давно забыла.
— Давай все взорвем, — сказал с экрана мужественный красавец герой, и я открыла глаза. Он держал палец на кнопке взрывателя, понятия не имея о том, что где-то за пределами экрана влажноокая главная героиня не может выбраться из здания, которое он намерен взорвать. Она звонила ему на мобильный, и камера показывала, как телефон вибрирует, но герой не слышит его из-за шума вертолетов. Идиот. Такие
Ученики должны быть мне безразличны. Если я утрачу равнодушие, то не смогу жить.
Мужественный герой нажал красную кнопку. Экран заполнил гигантский огненный шар, который совершенно нереалистично поглотил два вертолета.
Будь я режиссером, я вставила бы перед взрывом кадр, на котором видно лицо героини, — тот момент, когда она чуть напрягается, понимая, что ей уже не выбраться.
Я испытывала отчаянный голод. Никогда еще у меня не было такого длинного промежутка между сделками.
Я вновь вспомнила Киллиана, как он смотрел на меня, услышала его голос — я думала, что его я тоже забыла. Только в этот раз на месте Джека была я, и я смотрела на Джеймса.
— Джеймс, — сказала я, — по-моему, я умираю.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
мы каждую ночь танцуем на холмах и играем музыку. я так боялась что ты догадаешься когда увидишь мою оценку.
первое не зачтено в жизни, я все провалила но мне все равно.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
— Святилище, — благоговейно произнес Пол. Я наградил его испепеляющим взглядом и постучал. Впрочем, мне и самому было интересно. Во-первых, интересно, что Салливану от нас понадобилось. А во-вторых, интересно, как выглядит комната преподавателя. Мне всегда казалось, что днем они учат, а по ночам их складывают в коробки из-под обуви и засовывают под кровать до следующего раза.
— Как ты думаешь, зачем он нас позвал? — в сотый раз после того, как мы нашли на двери записку, спросил Пол.
— Никто не знает, чего хочет Салливан, — ответил я.
Из-за двери послышался голос:
— Открыто.
Пол лишь смотрел на меня круглыми глазами, поэтому я открыл дверь и зашел первым.
Комната у него была… странная. Почти как наша. Те же старые высокие потолки, выкрашенные в белый цвет (Пол говорит, что они «беловатые», но я не обращаю на него внимания: сарказм — исключительно моя прерогатива), та же маленькая койка с выдвижными ящиками, те же скрипучие неровные полы, и окно выходит на стоянку за общежитием.
Отличие в том, что у Салливана есть крошечная кухонька и собственная ванная. И еще: наша комната пахнет чипсами, нестираным бельем и обувью, а комната Салливана пахнет корицей от ароматической свечи на тумбочке возле кровати, прямо как в интерьерных журналах, и цветами. Цветочный запах, судя по всему, шел от большой вазы с маргаритками, которая стояла на крошечном кухонном столике.
Мы с Полом посмотрели на маргаритки и переглянулись. Миленькие цветы.
— Омлет будете? — спросил из кухни Салливан.