Баллады старого катафалка
Шрифт:
— Придется ехать ээ… понизу, — Пятница надул щеки. — Дорогами ангелочков я вас повезти не могу, но главное, верьте мне. Ничто не может тут нам повредить. Ничто и никто, пока я с вами. Усекли?
"Дорога из желтого кирпича, что за черт?" — подумал Артем.
Катафалк под утробное подвывание разгонялся и разгонялся, теперь он отмахивал километров 150 в час… какое там, на горизонтальной шкале кроваво-алый палец спидометра уперся в ограничитель — 110 миль в час. "Сколько там нашими? 180? А шины?"
Дорога словно из желтого кирпича, но на такой скорости толком было и не понять.
Они проскочили большой
Acherontis fl. Toxicus![3]
Низкое, затянутое багровыми тучами небо и пустоши по сторонам, в лобовое стекло ударилось насекомое… расплылось зеленой кляксой, если могло быть насекомое размером с воробья.
Пятница захихикал и в пару взмахов дворников очистил стекло.
— У нас тут они вырастают большие!
— Кто?
— Мухи.
— А шины? Выдержат?
— Здесь? Мои шины? Еще как.
Ангелина выругалась:
— Прости.
— Ничего. Я сам в ахуе. Он мне никогда не… ого.
Дорога изогнулась, и Кадиллак вылетел на мост. Блекло-желтый, как бы не сложенный из старых костей. Ажурные опоры уходили куда-то в грязно-багровое месиво, река споро несла внизу гнойные воды. В салон проник запах гнили и протухшей плоти. Въезд на мост по сторонам стерегли большие уродливые черепа вроде крокодильих. Ну очень большие, с перевернутую лодку каждый.
Там, на середине гнусной реки, Артем увидел грузный черный корабль, трехмачтовый парусник, похожий на декорацию, с высокой изукрашенной кормой, с драным черным флагом. Но у декораций на клотиках мачт и топах рей не светятся оранжевые огни. И с палуб декораций не доносится многоголосый вой невыносимой боли.
— Старина Морган вышел на охоту! А с ним там и остальные, Тийч, Кидд, Дампир… хорошо еще они покойники, а то бы перерезали друг друга, выясняя, кому командовать! Шутка! Там не забунтуешь. — Пятница ухмыльнулся, — так вам, salo san,[4] за всю нашу черную кость что вы продали на поганые плантации Луизианы!
— И они там навечно? — спросила Геля.
— Пока Ахерон не высохнет. Вся кровь, что пролили такие как они. Мы еще в спокойном месте ее пересекли. Ты бы видел скалы убиенных младенцев, детка, вот там ихпомотает!
— Куда она течет? И откуда? — спросил уже Артем. Любопытство мать всех пороков, вспомнил он. Не кроткая лень.
— С хребтов безумия, — непонятно, шутил ли Пятница, Артему показалось, его глаза отсвечивают алым огнем. Тут он у себя, наверное. И хорошо, что мы друзья. — С гор буддийского ада нарака, а вытекает в море Хель, и дальше, вмерзая в Коцит. Тамя не был, и хвала Субботе. Там предатели. Малыш, ты не захочешь знать, что с ними сделали.
Дорога стала шире, местность вокруг нее понизилась, то, что Артем счел растительностью, совсем исчезло. На горизонте начали расти безлесые скалистые горы. Кондиционер катафалка еле справлялся, воздух стал таким сухим, что першило в горле.
— В бардачке была бутылка с водой, — Ангелина кивнула, нашла драгоценный сосуд. Открутила крышку:
— На, — он отхлебнул с наслаждением.
— Теперь ты, — она отпила немного.
— Скоро минуем еще одну речушку, — сказал граф, подмигнув из зеркала, — там немного жарко, а потом уже будет веселее, нам надо
Дорога превратилась в очень приличное четырехполосное шоссе с белой разметкой. Артем удивился. О! Впереди кто-то еще, ну да, раз есть дороги, зачем-то они нужны… движение, конечно, не столичное в час пик…
Они обогнали огромный двадцатиколесный автопоезд с ржавым фургоном, размалеванным какими-то не слишком приличными граффити. Алый, грязный и побитый, длиннокапотный тягач, Петербилт или Фрейлайнер, несся во весь дух, из высоких блестящих труб вырывались клочья бурого дыма. Даже в салоне катафалка было слышно рев старого дизеля. Грязные фары казались полуслепыми глазами чудовища. В высокой кабине с блестящими дудками на крыше Артем разглядел нечто темное, кажется, в ковбойской шляпе, но он бы не поручился. Как ни спешил автопоезд, как ни вертелись бешено бесчисленные колеса, катафалк легко его обошел. И тогда тягач протяжно завыл хриплым гудком, но не злобно, а словно приветствуя.
— Аа, старый vagabon, debouya[5], узнал! Даже тут узнал!
Пятница хохотнул и катафалк издал низкий, мелодично-двухтоновый сигнал: фаа-ууу!
— Кто это? — спросил Артем.
— Один грязный урод, лет пятьдесят тут колесит. Когда-то он подбросил меня в очень нужное место, я торопился. А я подарил ему очень нужную вещь. Чтобы у него была надежда убраться отсюда совсем, ну, не так скоро, лет через тысячу. Но это вам неинтересно.
3
Они обогнали еще пару путешествующих. Черную карету с шестеркой черных коней, и рыжим орангутаном на козлах (Ангелина восхищенно охнула) — обезьян взмахивал длинным бичом. И длинный открытый золотистый Линкольн Марк 3, за рулем худой, страшно волосатый тип в черной кожаной жилетке с блестящими заклепками. На заднем сиденье притулилась гитара, кажется, Артем оценил, Стратокастер, и наверняка настоящий. Тип помахал им рукой в шипастом браслете. Номера были американские, но их они разглядеть не успели — катафалк снова наддал. Артем начал уже привыкать к бешеной скорости и стону мотора.
— На концерт несется, — пояснил Пятница, — там у них прибавление, кто-то окочурился. Будут жрать горящее виски столетней выдержки и трахаться с фанатками-демоницами. Я оглох, помню, на неделю — да не от гитар, от их визга. Ах, где мои юные года… Хоть и рогатые, попадаются очень даже сисястые и жоп… прости, Энжи.
— Ничего, — отозвалась она, — я взрослая, меня трудно шокировать. Особенно тут. А что за карета с обезьяной?
— Не знаю, Энжи. Может, сам Дракула.
В земле по сторонам трассы все чаще появлялись овраги, стало жарче. На лобовом стеклескапливался белесый пепел. Там, куда уходила лента дороги, поднималось оранжевое зарево, все выше.
Они миновали ржавый жестяной щит на обочине, выкрашенный красным, с белым черепом и черными буквами:
Phlegethon fl. Morsus mortui![6]
"Вот шутки черта" — подумал Артем и спросил: — Что это, граф?
— Немного потерпите, сейчас я вас охлажу!
Он надул щеки, подул куда-то вниз, хихикнул.
Круглые блестящие сопла вентиляции заиндевели, оттуда пошел ледяной поток, так что Ангелу передернуло.
— Давай куртку дам, — предложил Артем.
— А сам? Станешь Эцти?