Баловни судьбы
Шрифт:
— Но вы не видели, кто это был?
— Нет.
— Один или больше?
— Только один... мне показалось... По-моему, немолодой. Но как следует я, конечно, не могла разглядеть,
— А «скорую» вы вызвали?
— Ему так плохо? — спросила она дрожащим от сдерживаемых слез голосом.
— Лучше перестраховаться... Я вызову по рации.
47
Субботнее
Радио было включено. Исполнялась «Май уэй». Пел Деннис Уивер.
На столе стояла бутылка вина. Майя с отвращением посмотрела на нее, тем не менее взяла стакан, осушила его и налила снова...
Пепельница была полна окурков, от нее скверно пахло.
Майя сжала зубы, чувствуя, что по щекам расползается краска.
Она выругалась и взглянула в окно,
Господи, какая же все-таки глупость и... пошлость.
Она надеялась, что хоть Улла не позвонит. У нее не было ни малейшего желания разговаривать на эту тему. Ни с кем. И меньше всего с Уллой.
Всю ночь она не сомкнула глаз. Крутилась и ворочалась с боку на бок. Это уже после того, как вышла из туалета и почистила зубы, чтобы избавиться от вкуса рвоты. Лежала, и маялась, и думала, какая она дура.
Только бы больше никогда его не видеть. Не встретиться в городе. Когда-нибудь, случайно.
Она посмотрела на часы и вздохнула.
Скрипнула входная дверь. Она вздрогнула, встала, убрала бутылку в шкаф, взялась за стакан и тут увидела Енса.
— Привет, — улыбнулась она. — Я слышала, как ты пришел.
— Когда мы будем есть?
— Когда приедет папа...
— Ты еще не начинала готовить.
— Сейчас начну...
— А когда он приедет?
— Поезд приходит около одиннадцати, так что часов в двенадцать сядем за стол.
Он посмотрел на нее, и надо же, чтобы именно в этот момент, направляясь к мойке, она покачнулась.
— Ты опять пила? Уже третий день я прихожу домой и застаю тебя навеселе, — сказал он. — А что было с тобой сегодня ночью? Почему ты вернулась так поздно?
— Я не пьяная, — заявила она излишне резко. — И тебе совершенно незачем лезть в дела, которые тебя не касаются...
— Это опять он?
— Кто? — вздрогнула она.
— Ханс, кто же еще! Твой муж. Поссорилась с ним?
— Мы не ссоримся.
— Чем же вы занимаетесь? Или это называется любовью?
— Как мы могли ссориться? Он же уехал.
Енс фыркнул, повернулся на каблуке и ушел к себе в комнату.
— Ты вечером будешь дома? — спросила она.
— Нет...
— А куда ты идешь?
— В кино.
— С Сив?
— М-м...
— Завтра она придет к нам?
— Нет. Почему она должна прийти?
— Ну... например, ради дня твоего рождения... — улыбнулась Майя.
— Подумаешь... велика важность.
— Значит, не придет?
— Нет.
— Но ты все-таки будешь дома?
— А что, будет семейное торжество?
—
— Нет.
Майя вздохнула.
Склонившись над мойкой, она зажмурилась.
Голова кружилась.
А скоро приедет Ханс.
И вечером они останутся одни...
Господи боже...
Вдруг он что-нибудь заметит?
— Ну и что? — сказала она вполголоса и чуть не подпрыгнула, когда в комнате Енса загрохотала поп-музыка.
Она зажмурилась еще крепче.
Музыка, точно злобная тварь, гудела у нее в голове, причиняя боль. Казалось, череп набит колючим стеклянным волокном.
Она думала о Енсе.
Ханс однажды сказал ей:
«Слишком ты к нему снисходительна. Позволяешь мальчишке делать все что заблагорассудится. И он становится нахальным. Можно подумать, тебя мучит совесть из-за того, что ты развелась и вышла за меня».
Это была очередная размолвка. Перебранка.
«Сразу видно, что ты ему не родной отец, — отпарировала она. — Ты с ним слишком строг, а иногда просто груб. В воспитательных целях, да?»
Ханс тогда побагровел весь, даже заикаться стал. Интересно, слышал ли Енс этот разговор.
Скорее всего, слышал.
Поп-музыка продолжала терзать ее.
— Да прекрати же! — взмолилась она. — Иди лучше помоги мне почистить картошку.
— Чего-о?
«Ты не должна быть так снисходительна к Енсу, — внушала ей Улла. — Не давай ему пользоваться твоим мягким характером. Я понимаю, ты пытаешься таким образом наладить с ним контакт... Но он же становится взрослым, а взрослые дети неизбежно от нас отдаляются».
«Ерунда, — сказала Майя. — А как же Ханс? Он-то старается быть строгим».
«Ха! — сказала Улла. — Его жесткость вызвана его сомнительным положением. Это тоже своего рода попытка найти контакт».
«Мы живем вместе уже десять лет!»
«Что такое десять лет?» — возразила Улла.
Улла, попечитель больницы.
Скажи это кто-нибудь другой, Майя пришла бы в ярость.
48
В субботу вечером.
Он прислонился к стене и огляделся. Слышны были разные звуки: радио, телевизоры, проигрыватели, смех, крики, возгласы.
Вскоре станет потише. По крайней мере кончатся телепередачи и останутся только ночные звуки.
В темноте.
Вон он идет.
Нетвердой походкой.
Пьяный, конечно.
Шатался где-то.
В квартире темно. Значит, дома никого нет. Воспользовался случаем. А мальчик... Ну, он, наверное, с матерью...
Он прошел вплотную мимо него, но тот его не заметил. Почувствовал только, как чьи-то руки схватили его, повернули. Удар пришелся прямо в лицо. Острая боль в переносице. Словно вспыхнул фейерверк, с шумом рассыпавитись звездным дождем.