Баловни судьбы
Шрифт:
Потом тот, другой, лежал на земле.
А он огляделся по сторонам.
Нет, никто его не видел.
Он поспешил прочь.
И лишь спустя некоторое время хлынули слезы.
49
— Многая лета, многая лета!
— Честь имею поздравить, — возгласил Ханс.
— С днем рождения, — сказала Майя.
Енс сел в постели, протирая глаза и моргая
— Честь имею, — повторил Ханс.
А Майя поставила на ночной столик поднос с кофе и тортом. Потом подняла занавески.
Енс зажмурился от света, зевнул и почесал живот.
— Честь имею, — сказал Ханс. — Ты становишься взрослым парнем. Держи...
Он протянул ему плоский сверток.
— Спасибо, — сказал Енс, срывая клейкую ленту. Он развернул бумагу и вынул пластинку. — Спасибо, — еще раз сказал он.
— А вот от мамочки, — сказала Майя и протянула ему свой пакет.
— Спасибо.
В пакете был хоккейный шлем.
— Я подумала, — сказала Майя, — может, тебе надоел бокс.
— Большое спасибо...
Ханс зажег свечки на торте, а Майя вытащила из кармана халата письмо.
— Вот, пришло вчерашней почтой. Это тебе.
Енс пальцем вскрыл конверт.
— От кого это? — спросила Майя.
— От папы...
Ханс поежился и посмотрел в окно.
— Здесь чек на сто крон, — сказал Енс бесцветным голосом.
— Это... как это мило, — сказала Майя и посмотрела на Ханса.
Но Ханс смотрел в сторону.
50
Потом они сидели за завтраком, Майя и Ханс.
— Подумать только, — сказала Майя, намазывая маслом французскую булочку. — Восемнадцать лет. Недалек тот час, когда он уйдет из дому.
— Сначала ему надо кончить школу...
— Как бежит время...
— Да, годы идут... И ничего с этим не поделаешь... Все становятся старше...
Майя испачкала маслом палец и облизнула его, не отрывая взгляда от стола.
В передней промелькнул Енс.
— Пока, — сказал он.
— Куда ты идешь? — поинтересовался Ханс.
— Гулять...
— А куда?
Но дверь уже захлопнулась.
Ханс вздохнул. Майя помрачнела.
— Как по-твоему, куда он пошел? — спросил Ханс.
— Может быть, к Сив...
— Мог бы в день рождения побыть дома.
— Ты же знаешь...
— Как обстоит дело?.. Конечно...
Они помолчали. Тишину нарушало только жевание и прихлебывание, когда они пили кофе.
Ханс включил радио.
— Что за пластинку ты ему купил? Я не успела взглянуть.
— Какой-то Джильберт О’Сэлливан.
— А где ты ее купил?
— В городе. В магазине грампластинок... Как раз в день отъезда. Этот самый О’Сэлливан очень популярен сейчас среди молодежи...
— А
— Когда я был молод? Хм... Обычно мы танцевали под «Флай ми ту зе мун», «Ин зе муд», «Фламинго» и тому подобное. Потом вошел в моду рок... Но это было утомительно. А в твоей молодости что танцевали? Чарльстон?
Он закурил сигарету и стал салфеткой протирать очки.
Майя с грустью посмотрела на него.
— Полагаешь, что моя молодость проходила в двадцатые годы?
— Я думал, чарльстон был популярен довольно долго...
— Ты определенно считаешь меня старой перечницей?
— Черт возьми! Стоит произнести слово «возраст», как ты взвиваешься. Я-то тут при чем, если ты родилась в тридцатые годы? Комплекс у тебя, что ли, из-за того, что я моложе тебя?
— Нет, но будет, если мне постоянно об этом напоминать.
— Я этим не занимаюсь... Я еще ни разу не сказал, что ты старая. Кстати, сколько тебе лет?
Майя посмотрела на него. Увидела в уголках рта намек на улыбку. И тоже слегка улыбнулась.
— Дурачок.
51
Наступил октябрь.
Улла и Майя сидели в кондитерской Линдаля, напротив вокзала.
— Ты, наверное, решила, что я ненормальная дура, — сказала Майя.
— Да нет...
— Но ты должна понять, каково мне было...
— Стоит ли говорить. Какое это все имеет значение!
— Я не решалась тебе позвонить после того... Хотела звякнуть... а тут ты сама позвонила...
— Да-да...
— Что было... после того как я... ушла?
— Ничего.
— Ничего?
— Ничего. Я вскоре тоже ушла...
Улла допила кофе и закурила.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложила она. — Что у тебя нового?
— Ну... У Енса был день рождения...
— Сколько исполнилось?
— Восемнадцать... Можно я возьму сигарету, мои кончились? — спросила Майя, смяв пустую пачку.
— Конечно. — Улла придвинула ей сигареты. — Восемнадцать. Значит, того и гляди уйдет. Что он собирается делать, когда кончит школу?
— Мы об этом специально не разговаривали. Учиться дальше... я думаю... Но сперва ему придется отбыть воинскую повинность, конечно. А там посмотрим... как уж выйдет... Ему еще год в школе учиться.
Улла кивнула.
— Сколько лет твоему Курту? — спросила вдруг Майя.
— Пятьдесят стукнет в начале следующего года. Он лысеет и толстеет. Я бы не прочь иметь более молодого. Но приходится довольствоваться тем, что время от времени сходишь куда-нибудь потанцевать... Не часто... и... В прошлом году на Канарских островах я чувствовала себя ужасно одиноко. Но у тебя-то все, что нужно, есть дома.