Бальзам Авиценны
Шрифт:
В нескольких словах он описал улицу, где они жили, родителей Титто и даже припомнил трепку, которую задал ему отец за украденные из дома медяки.
– Ты повел себя неразумно. – Ренато раскурил трубку. – С тобой хочет поговорить дон Лоренцо. Ты слышал о нем?
Титто терялся в догадках. Еще бы ему не слышать о всесильном доне, когда французы прожужжали о нем все уши: ведь девчонка, которую они похитили, была племянницей дона Лоренцо! Здесь своя моссади и свои законы в ее «семье». Значит, придется отдуваться за грехи толстяка и Мирадора? Наверное, англичанина уже удавили в тюрьме, теперь пришел черед Титто, а за ним
– Не тревожь зря Всевышнего, – произнес повелительный голос. – Тебя звали для переговоров, а ты замыслил убийство.
– Хороши переговоры, – буркнул Титто и осекся, увидев высокого седого человека. Неужели это и есть могущественный дон Лоренцо?
– Я могу подарить тебе жизнь, свободу и быстро переправить по другую сторону Альп, где каморре труднее искать тебя, – предложил маркиз. – Еще помогу получить новые надежные бумаги и дам денег. Мне известно, почему ты скрываешься, но я сначала хочу знать, почему ты встал на сторону моих врагов.
– Меня нанял в качестве слуги и телохранителя француз по имени Мирадор, – признался неаполитанец. – Но я не знал, что он связан с похитителями вашей племянницы. Поверьте, я не на их стороне, мне просто некуда деваться. Я признаю, что проиграл.
– Хорошо, – кивнул Лоренцо. – Ты согласен оказать мне услугу?
– Я ваш раб и слуга, дон, – склонил голову Титто.
– Нам нужны слепой старик, – вмешался в разговор незнакомец в широкополой шляпе, – лаковая шкатулка, большая рукописная книга и сумка с бумагами. Вещи были у англичанина.
– Да. я видел его сундуки, – подтвердил неаполитанец. – Но это нелегко сделать.
– Дон не спрашивает тебя, легко это или нет, – заметил вертевшийся рядом Ренато. – Тебе говорят, что нужно!
– Вы не боитесь довериться мне? – Титто поглядел на маркиза.
– Либо ты наш друг, либо каморра немедленно узнает, где ты, – жестко прозвучал ответ. – А из Модены тебя не выпустят.
– Я ваш друг, – заверил неаполитанец. – Старик болен, к нему вызывали врача и нужно торопиться.
– Вот и поторопись!
Ремень на запястьях сняли и поставили Титто на ноги. Один из моссадиери сложил наваху и сунул ему в карман куртки.
– Пусть этот человек каждый день ждет на улице в обеденное время. – Неаполитанец показал на закутанного в плащ Кутергина. – Я дам знать, когда все будет готово.
– Что с пленником? – спросил маркиз.
– Врач говорит: от старости нет лекарств, – усмехнулся южанин.
– Поторопись, – резко повторил дон Лоренцо.
Титто подхватили под руки и потащили к закрытому экипажу, запряженному парой сытых лошадей. Наблюдая, как неаполитанца усаживают в карету, Федор Андреевич шепнул маркизу:
– Ренато стар и болтлив.
– Утром двое бойких журналистов начинают записывать историю жизни моссадиери Ренато, – засмеялся да Эсти. – Это удержит его дома лучше цепей.
– Вы верите неаполитанцу?
– Сейчас он проиграл и вынужден держаться за руку сильного. Ему нужно поскорее убраться из страны, и он сделает для этого все…
Титто высадили, не доезжая несколько улиц до дома, пожелали удачи, отпустили. Недоверчивый неаполитанец стоял прижавшись к стене, пока вдали не затих стук колес экипажа, и только убедившись, что остался совсем один на слабо
Дон хочет выручить старика? Ну что же, охранять его значительно труднее, чем без боя отдать дону: разве смогут Мирадор и толстяк помешать Титто? Да он просто перережет им глотки во сне, как молочным поросятам, а взломать сундуки англичанина тоже невелика сложность. Глядишь, там найдется что-нибудь и для самого Титто? Конечно, надо заглянуть в шкатулку и сумку, прежде, чем отдавать их, но неаполитанец чуял нутром – нет там ни золота, ни драгоценностей. Незнакомец в широкополой шляпе и дон Лоренцо не того склада люди, чтобы гоняться за побрякушками. Раз они сказали – там бумаги, так оно и есть. Но все равно он посмотрит: любопытно, из-за каких-таких бумаг столько хлопот?
Неожиданно Титто остановился и хлопнул себя ладонью по лбу: дурень! Ведь совершенно неизвестно, как отнесется дон Лоренцо к убийству французов – к двойному убийству, станет ли он покрывать Титго перед местными полицейскими? Стоило заранее спросить об этом, не то потом заявят: так не договаривались! За помощь спасибо, а за перерезанные глотки отдувайся сам, приятель: тебя никто не заставлял это делать и даже не намекали на желательность такого исхода.
Так, что же теперь? Переговорить завтра днем с иностранцем? Потеряешь драгоценное время: пока тот доложит дону Лоренцо и принесет ответ, слепой старикан может и помереть – погода стоит жаркая, на небе постоянно висят грозовые облака, дышать тяжело, а слепого не выпускают даже во двор. Как только не станет его, так и Титто будет не нужен! Нет, на встречу с незнакомцем необходимо приходить с уже готовым решением. Кстати, зачем обязательно резать французам глотки? Их можно, например, отравить, а еше лучше – усыпить!
Неаполитанец радостно прищелкнул пальцами: вот это стоящая придумка! Пусть люди дона Лоренцо обеспечат его сильным снотворным, и тогда он просто откроет им двери дома над обрывом – берите, что вашей душе угодно! И никаких неприятностей с полицией. Дайте обещанные деньги и переправьте на другую сторону Альп, а там Титто сам найдет, куда нырнуть и зарыться в ил, как налим.
Подойдя к дому, он поглядел на окна. Везде темно, французы спят как убитые и видят третий сон. Великолепно! С ловкостью кошки Титто вскарабкался на второй этаж, тихо открыл створки окна и спрыгнул с подоконника в комнату. Он осторожно прикрыл раму, задвинул шпингалеты и, крадучись, направился к двери, но она неожиданно распахнулась, и в лицо неаполитанца ударил луч света.
– Ни с места! – На пороге с фонарем в одной руке и револьвером в другой стоял Мирадор.
Титто застыл, как пораженный громом: второй раз за одну ночь он попадал в западню, и если ему удалось вырваться из одной, то удастся ли выбраться из другой, приготовленной недоверчивым французом?
– Синьор? – Титто изобразил на лице крайнее удивление. На револьвер с взведенным курком, направленный ему в грудь, он старался не смотреть: не нужно показывать, что боишься.
– Где ты шлялся? – ровным голосом спросил Мирадор.