Бальзам Авиценны
Шрифт:
– Я дал слово чести русского офицера, что помогу спасти шейха. – Кутергин высвободил руку. – Идите, синьор Лоренцо, не будем терять драгоценного времени. Каждый из нас должен сделать свое!
Прячась за спинами собравшихся на улице людей, русский добежал до торца дома, где его не могли видеть из окон рядом с парадным входом. Он был уверен: похитители не стали удаляться от двери, надеясь вынудить, маркиза пойти на уступки. Действуя топором, капитан сломал решетку окна, выбил раму и выломал доски. В гуле и треске пламени осажденные вряд ли услышат, как он прокладывает себе дорогу в пылающий ад…
Да Эсти медленно прошел сквозь строй расступившихся людей и остановился в десяти шагах от дверей горящего дома. Держа в руке шляпу, он стоял с непокрытой седой головой, освещенный багровым пламенем пожара.
– Я
– Пусть к подъезду подадут экипаж, запряженный четверкой лошадей, – донесся до него голос Мирадора. – И пусть ваши люди отойдут на соседние улицы, не мешают нам сесть в карету и не пытаются задержать при выезде из города. Тогда я обещаю сохранить жизнь шейху.
– Я выполню все ваши условия, если вы готовы дать гарантии, что сдержите обещания. – Лоренцо боялся выдать себя предательской дрожью в голосе. Он до сих пор колебался: принять ультиматум Мирадора и тем самым попытаться спасти Мансура или сделать ставку на безумную отвагу русского и, как он просил, тянуть время? С одной стороны, каждая лишняя минута, проведенная стариком в горящем доме, неминуемо приближала его к смерти, но с другой – похитителям нельзя верить ни в чем.
– Гарантии? – надрывался Мирадор. – Какие, к дьяволу, гарантии? Если через пять минут не подадут экипаж, я выброшу на мостовую голову вашего разлюбезного шейха!..
– Хорошо. – Синьор Лоренцо поднял руку. – Не нужно лишних угроз, я вас прекрасно понял.
– Тогда лошадей! – проревел Мирадор. – И свободную дорогу из города!
– Вы согласитесь воспользоваться моим экипажем?
– Да, только скорее!
Маркиз мысленно попросил прощения у Мансура и русского: видит Бог, они оба дороги ему, но обстоятельства вынуждают временно уступить врагам, чтобы избежать лишних жертв. И Лоренцо дал знак подогнать к подъезду свою карету…
Решетка поддалась удивительно легко. Наверное, французы знали, как ненадежны казавшиеся незыблемыми массивные прутья, украшенные железными цветами, поэтому и забили окна досками. С ними пришлось повозиться, однако Федор Андреевич был настойчив, а холодная ярость придала ему дополнительные силы. К счастью, треск и гул пожара заглушали звуки, и он мог рубить топором сплеча. Наконец, две толстые доски отлетели, и открылся дохнувший горячим смрадом гари сумрачный зев помещения: не разглядеть в чаду, то ли это комната, то ли уходящий в глубь здания коридор? Капитан вскочил на подоконник и спрыгнул на пол. Думать о том, что доски пола могут под его тяжестью провалиться, уже поздно. Но слава Богу, обошлось.
Кутергин сжал в руке непривычно длинное топорище и прислушался. Наверху гудело и трещало, едкий дым щипал глаза и забивал дыхание, мешал сосредоточиться: хотелось выскочить обратно и всей грудью жадно хватать свежий воздух. Хорошо, он еще догадался окатиться из ведра, а каково приходится слепому старику?
Помещение, где очутился капитан, оказалось узкой, лишенной мебели, комнатой с большим камином. Из комнаты вели две двери. Федор Андреевич заглянул в первую и обнаружил смежную непроходную каморку. Тогда он распахнул другую дверь. Перед ним открылся длинный задымленный коридор. Кутергин лег на пол, чтобы не мешал дым, и посмотрел вперед. Саженях в четырех мелькнула чья-то тень и скрылась за углом.
Капитан пригнулся и, держа наготове топор, двинулся по коридору. Сейчас в горящем доме должны находиться пять человек: он сам, слепой шейх, Мирадор и два охранника. Если, конечно, сюда не проник кто-то еще, однако вряд ли нашлись желающие лезть в огонь. Федор Андреевич осторожно выглянул из-за угла и… столкнулся нос к носу с Леброком. Естественно, ни один из них не знал, как зовут другого, но то, что в данный момент они непримиримые враги, не вызывало сомнений.
Француз успел перехватить руку русского с занесенным топором, а тот поймал запястье Леброка, сжимавшего длинный кинжал. Напряженно сопя и задыхаясь, настороженно следя за противником покрасневшими, слезящимися глазами, они закружились, как в страшном ритуальном танце смерти, попеременно прикладываясь спинами к успевшим раскалиться стенам коридора. Леброк был ниже ростом и уступал русскому в длине рук, зато превосходил его в весе и отличался более мощным сложением. Федор Андреевич чувствовал:
Леброк зло ощерился, усилил нажим и, прижав русского спиной к косяку, начал выворачивать ему кисть, пытаясь отобрать топор. Капитан уже едва удерживал руку француза с кинжалом, и лишь только измазанное сажей лицо Леброка оказалось прямо перед ним, резко боднул противника лбом в переносицу. Раздался хруст, из ноздрей наемника хлынула кровь, лицо Леброка смертельно побледнело, и он рухнул как подкошенный…
В середине здания сильнее ощущался жар огня и страшно досаждал дым: он забивал дыхание и ограничивал видимость до полусажени. Жив ли еще больной старик? В таком аду и крепкому здоровому мужчине приходилось крайне нелегко. А тут еще возникла опасность оказаться погребенным в огненной могиле. Перекрытия между первым и вторым этажами начали расползаться, как гнилая ткань, уступая напору бушующего пламени и грозя рухнуть в любую секунду. Волосы на непокрытой голове капитана слегка потрескивали, от мокрой одежды шел пар, и он ощущал себя, как в раскаленной, на совесть протопленной русской печи. Расшвыривая ногами тлеющие обломки перил и куски обивки стен, Федор Андреевич лихорадочно метался в дыму, пытаясь отыскать, где парадный вход. Если доверять плану здания, который был у маркиза, именно там, в маленьком вестибюле, прятались Мирадор и оставшийся охранник. С ними должен быть и шейх, если, конечно, француз не блефует, таская за собой завернутый в плащ труп.
Почему больше не слышно голоса Мирадора? Неужели он прервал переговоры или синьор Лоренцо не выдержал и уступил ему, согласившись на все условия ради сохранения жизни Мансур-Халима? Как бы там ни было, только вперед! Выйти теперь Кутергин мог лишь через парадное – обратной дороги в дыму и огне просто не найти.
Капитан миновал очередной поворот коридора и увидел справа от себя прямоугольный холл с полуобвалившимся потолком. На поперечной балке каким-то чудом еще держался подвешенный на цепях большой фонарь с матовыми стеклами. Слева начиналась широкая лестница с почерневшими от хлопьев сажи мраморными ступенями. Рядом с ней мелькнули фигуры двух мужчин: они тянули к дверям продолговатый темный тюк.
Неожиданно грохнул выстрел и пучя щелкнула совсем рядом с Кутергиным. Он выхватил из-за пояса пистолеты и ударил по неясным в дыму фигурам сразу из обоих стволов. Одного из мужчин удалось вывести из строя – его развернуло, он навалился спиной на стену и сполз на пол. Но другой бросился на капитана с обнаженной саблей. Вот тут-то Федор Андреевич и оценил все преимущества длинного топорища. Он отбросил разряженные пистолеты, подхватил топор и едва успел закрыться от первого разящего удара клинка, нацеленного в голову. Понять, с кем он сражается, было совершенно невозможно: лицо противника покрывал слой сажи, размытой потеками пота и сделавшей его похожим на маску ярмарочного паяца. Однако «паяц» умело держал в руках оружие. Капитан едва поспевал отбиваться, а нападавший, как назло, постоянно угрожал прямыми выпадами и старался нанести укол в грудь, прекрасно понимая, что топором крайне трудно парировать такие атаки. Он уже торжествующе сверкал глазами и готовился нанизать Кутергина на клинок, но тут Федор Андреевич, наконец, поймал его саблю в щель между широким лезвием топора и крепким топорищем. Он резко рванул, выбил оружие из рук противника и треснул его обухом топора. Тот отлетел на несколько шагов и затих. Второй мужчина, грязный, залитый кровью, лежал у стены и не подавал признаков жизни.
Капитан кинулся к темному свертку, торопливо откинул капюшон плаща и приложил кончики пальцев к виску шейха. Уловив слабое биение жилки, Кутергин облегченно вздохнул: Мансур-Халим жив! Он подхватил старика на руки и удивился: шейх оказался легким, как ребенок. Неожиданно слепец выпростал из-под плаша руку и провел ею по лицу капитана. Веки его дрогнули, но глаза остались закрытыми. Он что-то прошептал. Федор Андреевич приблизил ухо к его губам и услышал:
– Ты пришел, урус!
Кутергин в два прыжка преодолел расстояние до парадного, откинул щеколду запора и ударом ноги распахнул дверь…