Бальзам Авиценны
Шрифт:
Спустившись, капитан привязал к веткам куста полоску светлой материи, выпрошенной у торговца: возвращаться придется в темноте, и светлая тряпка послужит ориентиром, поможет найти тропочку наверх. Дай-то Бог вернуться!
Некоторое время Федор Андреевич шел почти не таясь, но когда до него стали доноситься запахи дыма костров, начал двигаться с осторожностью, низко пригибаясь к земле. Постоянно приходилось лавировать меж нагромождений камней или обходить осыпи, шершавыми языками врезавшиеся в ущелье. Небо над головой становилось все темнее, и вскоре зажглись первые звезды, казавшиеся маленькими колючими льдинками, рассыпанными на черном бархате. Луна еще не взошла, или ее свет просто не достигал дна ущелья.
Первого часового он обнаружил благодаря слабому отблеску света на стволе винтовки - разбойник спрятался за камнями, как в маленьком редуте, а ружье выставил наружу, чтобы при первой же опасности немедленно открыть стрельбу. Искушение завладеть его оружием было велико, но Федор Андреевич заставил себя отказаться от рискованной затеи: просто так азиат с ружьем не расстанется, значит, придется его убить. Вдруг не обойдется без шума? Не хотелось и зря проливать чужую кровь. Поэтому он забрал в сторону и ужом проскользнул мимо.
Второй часовой, охранявший лагерь, расположился примерно в трех десятках шагов позади первого, но устроился не внизу, а залез в расщелину огромной скалы, козырьком нависшей над ущельем. Кутергин мысленно похвалил себя, что не стал связываться с первым разбойником: тот мог успеть спустить курок или крикнуть, и тогда другой часовой поднял бы весь лагерь на ноги. Ладно, теперь нужно как-то обойти и второго! Но вдруг еще через десяток шагов наткнешься на третьего охранника?
Обойти второго часового оказалось непросто- капитан потратил почти полчаса, но так ничего и не придумал. Забраться выше азиата нет возможности и сделать крюк нельзя - ущелье в этом месте сильно сужалось. Как ни вертись, оставалось одно: ползти под носом, вернее, под самыми ногами уютно устроившегося в расщелине разбойника. Медленно, боясь сдвинуть с места хоть один камень, Кутергин подобрался к подножию скалы. Перевел дух и так же медленно пополз дальше, каждую секунду ожидая гортанного окрика или выстрела в спину. Разбойник сидел саженях в полутора от земли и мог услышать даже слабый шорох. Федор Андреевич почти зримо представлял себе, как по-звериному настораживается охранник, как его грязная рука тянется к оружию и палец взводит курок...
Ну его к дьяволу! Капитан уперся пылающим лбом в холодный гранит. Многие из тех, кто долго воевал на Кавказе, верили: представляя собственную гибель, ты неумолимо притягиваешь к себе смерть - она словно чуяла, что ее ждут, и летела туда как на крыльях. И тогда пуля или клинок безошибочно находили жертву, еше вчера веселившуюся в кругу друзей. Нет, ну его! Выбросить подобные мысли из головы. Лучше думать, что азиат устал, его глаза слипаются и он клюет носом, погружаясь в сладкую дрему. Часовой ничего не слышит и не видит, он надеется на того, кто засел в камнях ближе к выходу на перевал. Вот так! А теперь потихонечку вперед.
И тут в лагере неожиданно замигали огни, раздался цокот копыт, дико завопили вольные всадники и грохнуло несколько выстрелов. Кутергин сжался и замер, будто сам превратился в камень: что случилось у проклятых разбойников? Вдруг рыскавшие по округе разъезды исмаилитов наткнулись на бивак Желтого человека? Тогда весь замысел насмарку и сам окажешься в западне: сцепившись, как два бешеных пса, исмаилиты и
Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась, но лагерь не успокоился. Видимо, кто-то приехал, и по своей дурной привычке на радостях азиаты начали палить в воздух. Как бы там ни было, надо воспользоваться шумом и попробовать проскользнуть мимо охранника.
Капитан пополз, стараясь держаться ближе к скале и настороженно прислушиваясь к шорохам наверху - не щелкнет ли затвор винтовки? И где их только раздобыли разбойники - неужели купили у англичан за награбленное в набегах золото? Гадать бесполезно: здесь свои, непонятные европейцу законы и свои отношения между людьми, зачастую кажущиеся цивилизованному человеку странными и дикими, но легко принимаемые азиатами как нечто данное свыше, устоявшееся веками и не подлежащее никаким изменениям. Разве лишь в худшую сторону.
Ну, еще немножко, совсем чуть-чуть, еще полсажени - и наконец страшная расщелина осталась позади. Кутергин поднял голову - в полусотне шагов от него ярко горели костры лагеря вольных всадников. Офицер смахнул выступившую на лбу испарину. Что, если сейчас подняться во весь рост и, не таясь, подойти к одному из костров? Чем он отличается от разбойников? Такая же шапка, халат, сапоги, заросшее бородой лицо и грубый длинный нож в руках, а светлые глаза в темноте никто не заметит. С озабоченным видом шмыгнуть в тень между шатров, подойти к палатке Мирта, разрезать ее полотнище и проникнуть внутрь. Если на свою беду Желтый человек окажется там, пусть пеняет на себя: жалеть его Федор Андреевич не станет!
«Не горячись, - остановил себя капитан - Ишь распетушился, а недавно каждый камень обнюхивал. Тихо надо! Вдруг кто окликнет? Как ты ответишь- по-арабски или по-русски?»
И тут на память пришла записка на французском привязанная к прилетевшей в развалины крепости стреле. Кто-то же нацарапал ее на правильном языке Вольтера, кто? Во всяком случае, не Нафтулла и не сидящие у костров разбойники. Неужели сам Мирт? Тогда он не Желтый человек, а Человек-загадка! Или рядом с ним притаился некто, скрывающий свое истинное лицо? Кстати, записка не вызвала удивления у слепого шейха и его сына. Еще одна загадка!
«Оставь сейчас это, - приказал себе Федор Андреевич.
– Делай то, зачем пришел!»
Перекатившись, он отполз от скалы и начал подбираться к ручью. Пока удача сопутствовала капитану - он увидел, что шатер Мирта не охранялся. Мало того, поблизости ни одного костра! Воистину, иногда привычки людей, предпочитающих уединение, могут оказать неоценимую услугу решившим нарушить это уединение.
Кутергин подполз к задней стенке шатра и прислушался: кажется, во временном, походном жилище Мирта нет хозяина? Тем лучше! Можно спокойно и без помех покопаться в его вещах, отыскивая похищенную шкатулку, книгу и сумку с записями. Федор Андреевич встал на четвереньки и одним взмахом кинжала располосовал тонкий войлок полога. Осторожно отвернул его край и заглянул внутрь шатра, но ничего не разглядел в кромешной тьме. Медлить не имело смысла, и капитан просунул в отверстие голову. Что-то неясное мелькнуло у него перед глазами, и горло сдавило, а сзади кто-то всей тяжестью навалился на ноги.