Бамбук шумит ночью
Шрифт:
Да, простая, обычная биография. Одна из многих. Были в жизни отвага, сознательный выбор пути, зрелость принятого решения, понимание возможных последствий. И еще одно: Самбат мог бы остаться во Франции и сделать блестящую карьеру офицера. Нелегко человеку сменить Париж на Вьентьян, но еще труднее выбрать жизнь в джунглях, под постоянной угрозой смерти, прилетающей на машинах ВВС США.
6
Самбат поглядывает на часы и деликатно напоминает мне, что время идет, а нас ждут в соседнем гроте бонзы-патриоты. Там собрались представители той значительной
Я приветствую монахов поклоном, мои руки сложены на груди. Лица бонз — загорелые, суховатые — имеют оттенок меди. Свет от висящей под сводом электрической лампы отражается на их чисто выбритых головах. Все трое одеты в хитоны одинакового покроя, отличающиеся лишь оттенками желтого цвета. Первый слева бонза завернулся в золотистый хитон. У сидящего посредине — оранжевый. На третьем — светло-коричневый. «Золотистый» бонза — из района Чампассак, зовут его Ки Кео. «Оранжевый» — из Кхамкхоуна, зовут его Ноуанто. «Светло-коричневый», по имени Ванди, провел свои детские годы в предместьях Вьентьяна. Все трое родом из бедных крестьянских семей. Двое закончили девятый класс. Третий пока одолевает восьмой.
— Наше духовенство участвует в освободительном Движении с давних пор, — говорит бонза в золотистой одежде. — Мы не прекратим борьбы до тех пор, пока с нашей земли не уйдет враг.
— Но ведь буддийская религия не разрешает вам участвовать в вооруженной борьбе! — возражаю я. — Как же в таком случае выглядит помощь буддийского Духовенства Патриотическому фронту Лаоса?
Бонзы отвечают спокойно, по очереди:
— Мы сотрудничаем с радиостанцией и прессой Патет Лао. Помогаем разоблачать преступления США.
— Мы принимаем участие в деятельности пропагандистских групп Патриотического фронта, распространяем и разъясняем директивы и указания руководства Фронта. Призываем людей работать на полях, учиться. Мы пользуемся большим авторитетом у населения. Часто бывает так, что нам — в некоторых местах и при определенных обстоятельствах — значительно легче действовать, чем кадровым работникам Фронта.
— Многие из нас обладают достаточными знаниями, чтобы ухаживать за ранеными и лечить некоторые болезни. Мы оказываем услуги Фронту и в качестве фельдшеров.
Они говорят правду: бонзы помогают готовить низовые звенья пропагандистов и сами участвуют в агитационной работе ПФЛ. Я неоднократно убеждалась в том, что в общинах, где бонзы находятся длительное время, исправнее и быстрее идет кампания по ликвидации неграмотности.
— А разве такого рода деятельность не противоречит принципам и положениям буддизма? — задаю я очередной вопрос.
Бонза Ноуанто, самый пожилой из этой тройки, проницательно смотрит на меня. Его продолговатое, аскетическое лицо кажется выкованным из бронзы. Помедлив, он говорит:
— Мы не пользуемся оружием, но мы участвуем в борьбе за справедливость, а это оправдано всеми положениями нашей религии. Будда осуждает насилие и обиды, причиняемые человеку
— Но ведь вы подвергаетесь такой же смертельной опасности, как и весь лаосский народ, верно? — говорю я. — Насколько мне известно, враг не щадит ни ваших пагод, ни предметов культа, ни вас самих…
— Верно, — спокойно и сурово отвечает бонза в оранжевом хитоне. — Еще более десяти лет назад, в шестидесятом году, в столице арестовали нескольких монахов-патриотов и часть из них подвергли чудовищным пыткам электрическим током… Но чем больше усиливается эта бесчеловечная война, тем больше монахов и бонз падает ее жертвами, тем больше пагод и святилищ превращается в груды развалин…
Бонзы сообщают мне сенсационные сведения о гнусных провокациях со стороны американцев и вьентьянского режима. Оказывается, в некоторых местах диверсанты из «специальных сил» тайком разрушают пагоды и уничтожают предметы культа, а затем истошно вопят о «чудовищных святотатствах», сваливая вину на… Патриотический фронт Лаоса!
— Послушайте, мадам, что я скажу вам, европейке из дружественной страны… Вы, конечно, знаете, что враги обвиняют наш Фронт во враждебном отношении к религии вообще. Но подлинные факты неопровержимо свидетельствуют об обратном: Фронт проявляет к духовенству полное уважение и ничем не препятствует отправлению религиозных обрядов! Не Фронт, а заокеанские разбойники и их вьентьянские приспешники бомбят пагоды, уничтожают святилища, изваяния Будды и наши священные книги! — с гневом добавляет бонза в золотистом хитоне. — Они убивают и отравляют бонз!..
— Отравляют?! — невольно восклицаю я.
Бонза с аскетическим лицом молча кивает головой. Потом медленно, едва сдерживаясь, говорит:
— Да, именно отравляют!.. Бывали случаи, когда враг отравлял пищу, которую мы получаем от населения. Такие гнусные дела вершатся агентами врага, переодетыми в монашеские халаты…
Воцаряется тишина. Слышатся только монотонные звуки падающей где-то воды. Бонза в коричневом хитоне прерывает молчание:
— Мы по мере сил противодействуем кампании лжи и клеветы, проводимой врагом, желающим вбить клип и создать пропасть между Патриотическим фронтом и населением. И люди нам верят. Мы пользуемся их уважением. Это уважение они переносят и на Фронт, поскольку мы выступаем от его имени. Теперь вам ясно, почему так важен сам факт нашего участия в деятельности пропагандистских групп Фронта?
Бонза в оранжевом хитоне поддерживает своего коллегу и сам вступает в беседу. Отдельные слова он подчеркивает энергичными жестами руки:
— В общине Мунлонг уезда Сиенгку долго таился шпион с рацией. Дело это тянулось еще с шестьдесят седьмого года, и лишь в прошлом году его удалось захватить с поличным. Как это случилось? Местные жители обнаружили его в тот момент, когда он передавал сообщение своим хозяевам, и рассказали об этом бонзе. Тот незамедлительно дал знать о враге соответствующим властям. Шпион был захвачен накануне того дня, когда было назначено проведение акта саботажа, который он подготовил очень старательно, так как чувствовал себя в полной безопасности…