Банда 3
Шрифт:
— Света, не слушай его, он врет! — сказал с порога Пафнутьев.
— Он не врет, Павел Николаевич, он молчит... Уж лучше бы врал.
— Да, этот человек не врун, его глаза не лгут, они правдиво говорят, что их владелец плут! — процитировал Пафнутьев, на ходу прижимая руку поднявшемуся навстречу Андрею. — Едем, Андрей, едем, — и Пафнутьев, ухватив его за рукав, потащил к выходу. — Света, забираю этого хитрого молчуна! Прости великодушно.
— Да я счастлива, Павел Николаевич!
— Недавно где-то прочитал, что счастливы бывают только
— К Овсову, — Пафнутьев упал на сиденье и с силой захлопнул дверцу. — Слышал? Неклясов подорвался.
— Да, весь город об этом говорит.
— Что еще говорит город?
— Разборки идут... Теперь его боевики должны нанести ответный удар по Фердолевскому.
— А что, этот взрыв.., работа Фердолевского?
— В этом никто не сомневается, — Андрей вывел машину со двора, свернул направо и влился в поток транспорта.
— Поговаривают о какой-то третьей банде...
— Вряд ли... Эти ребята не допустят. Они ухе обжились, обосновались, поделили город и окрестности... Не думаю.
— Банда, — задумчиво протянул Пафнутьев. — Появилась еще одна банда. Это совершенно ясно.
Андрей промолчал. Машина въезжала в больничные ворота, и это избавляло его от необходимости что-то отвечать. Андрей остановился, но Пафнутьев не торопился выходить. Казалось, какая-то неуверенность охватила его, он словно чего-то ждал или чего-то опасался.
— Неклясова разнесло, а водитель уцелел, — раздумчиво произнес он.
— Да? — удивился Андрей. — А говорят, машина вдребезги.
— А водитель уцелел, — повторил Пафнутьев. — И прекрасно себя чувствует.
— Вы его допрашивали?
— Вот иду... С духом собираюсь.
— Если прекрасно себя чувствует, то почему он здесь? — Андрей кивнул на больничное здание.
— Поместили, — неопределенно ответил Пафнутьев. — Вроде контужен, вроде в шоке...
— А что он может сказать? — спросил Андрей, неотрывно глядя в лобовое стекло.
— Авось что-нибудь скажет... Поделится воспоминаниями... У них вчера был напряженный вечер.
— Слышал, — кивнул Андрей.
— Сожгли парня... А жаль, — сочувствующе проговорил Пафнутьев.
— Жаль? — удивился Андрей. — Жаль того, кто людям уши обрезал? Павел Николаевич, я вас не понимаю! Да пусть они все друг друга сожгут, расстреляют, взорвут... Вам же легче будет жить!
— Может быть, ты и прав, — проговорил Пафнутьев. — Но все равно жаль Ерхова... Мы с ним подружились. — И словно услышав все, что ему требовалось, Пафнутьев, не задерживаясь больше, вышел и зашагал к входу в больницу — к пологой площадке, по которой поднимались машины «скорой помощи», подвозившие клиентов — растерзанных, порезанных,
Водитель лежал в той самой палате, на том самом месте, где совсем недавно, всего две-три недели назад, маялся и страдал несчастный Ерхов. Только этот выглядел здоровее и, похоже, был не столько контужен, сколько испуган происшедшим. Сожжение их же приятеля Ерхова, ночная езда по пустынному шоссе, неожиданный взрыв, который превратил в месиво не только заднюю часть мощного «мерседеса», но и хилого Неклясова — он был просто размазан, растерт по искореженному металлу.
Пафнутьев узнал его — этот амбал входил совсем недавно в его кабинет вместе с Неклясовым в качестве телохранителя. Не уберег, значит, не от того оберегал.
— Привет, — сказал Пафнутьев, придвигая табуретку и усаживаясь у изголовья, — Как поживаешь?
— Ничего...
— Меня помнишь?
— Помню.
— Что, не уберег Вовчика? Не справился с обязанностями, а?
— Как скажете...
— Поговорим?
— Разные у нас интересы, гражданин начальник, — проворчал детина густым басом. — О чем говорить? Не о чем.
— У нас одни интересы. Я ищу убийцу Неклясова.
— Зачем он вам?
— Как зачем? — удивился Пафнутьев. — Посадить хочу. Упечь. Подальше, подольше, поглубже. А тебе не хочется знать, кто Вовчика взорвал?
— Не возражал бы.
— Тебя как зовут? Имя, фамилия?
— Круглов я... Серега Круглов.
— Ну что, Серега Круглов... Будем искать?
— Ну... Коли так... Давайте попробуем.
— Хорошо, — Пафнутьев распрямился, оглянулся по сторонам, словно призывая в свидетели своей маленькой победы всех присутствующих. Но никого вокруг не было, и потому восхититься ловкостью Пафнутьева никто не мог. Не очень этим огорченный, Пафнутьев снова повернулся к лежащему на кровати Круглову. — Скажи мне, будь добр, Серега Круглов... Почему взорвался ваш «мерседес»?
— Понятия не имею, — на круглом, мясистом, молодом, румяном лице Круглова появилось выражение искреннего недоумения.
— А почему Неклясова размазало, а ты вот без единой царапины выбрался из обломков?
— Меня подозреваете?
— Да ну тебя! — в сердцах воскликнул Пафнутьев. — Ты что, дурной, больной, убогий? Как я могу тебя подозревать, если ты в одной машине с Вовчиком ехал!
— Вообще-то да...
— Давай подробно, шаг за шагом, километр за километром... Ерхова при тебе сожгли?
— Мое дело машину вести, — уклончиво ответил Круглов, дураком прикинулся.
— Ты видел, как Ерхов синим пламенем пылал?
— Ну? — не то согласился, не то опять ушел в сторону Круглов.
— Слушай, так мы не договоримся. Я же тебя ни в чем не уличаю, ни в чем не упрекаю... Отвечай по-людски. Задаю вопрос второй раз... Ты видел, как горел Ерхов?
— Ну, — начал было Круглов, но тут же поправился. — Видел, чего ж не видеть, когда он горел как... Как я не знаю что.
— Кто поджег?