Банда

Пронин Виктор Алексеевич

* * *

Пафнутьев молча сидел в углу дивана и наблюдал за действиями оперативников. Заварзин лежал, раскинув руки, посреди комнаты и лицо его было почти таким же, каким видел Пафнутьев несколько дней назад. Вот только небольшая ранка с запекшейся кровью под правым глазом. На затылке рана была побольше, гораздо больше. Ковер был испачкан, видимо Заварзин бился в агонии на ковре. По его позе определить, где он находился в момент выстрела... Этого сделать было нельзя.

Еще раз окинув комнату взглядом, Пафнутьев вздохнул.

Он не понимал происшедшего. Квартира на третьем этаже. Балкона нет. Шторы задернуты. С улицы заглянуть в квартиру невозможно. Красивая девушка, которая в данный момент рыдает в истерике на кухне, утверждает, что они были вдвоем. Не верить нет оснований — она сама позвонила и в скорую помощь, и в милицию. Никаких стреляющих предметов в доме не обнаружено. Самоубийцы не стреляют себе в щеку. Кроме того, самоубийством не кончают с собой такие люди, как Заварзин.

Третий труп, — повторил про себя Пафнутьев и не мог не вспомнить предупреждения Аркаши, — тот говорил, что жертвы еще будут. Сколько же у них там миллионов, если это уже третье убийство, — озадаченно подумал Пафнутьев. — И вообще — что на кону?

Поставив на колени телефон, Пафнутьев медленно набрал домашний номер Голдобова. Тот оказался на месте.

— Илья Матвеевич? Добрый вечер. Звонит Пафнутьев.

— Кто? — растерянно спросил Голдобов, но тут же, совладав с собой, воскликнул уже другим голосом. — Неужели вы когда-нибудь оставите меня?

— Боюсь, не скоро. Погиб ваш друг...

— Поймите, не был он мне другом! Он работал у меня и только!

— Вы кого имеете в виду, Илья Матвеевич?

— То есть, как кого?! Пахомова.

— А я — Заварзина, — негромко, но внятно произнес Пафнутьев.

— Не понял? — произнес Голдобов, но голос его дрогнул, он боялся поверить в то, что услышал. Именно это Пафнутьеву и нужно было узнать — известно ли Голдобову о смерти Заварзина. — Простите... Вы не оговорились?

— Нет.

— Что с ним?

— Разбираемся.

— Где он?

— У себя в квартире, — Пафнутьев не мог не отметить четкость вопросов, которые задавал Голдобов. Среди них не было пустых. Все по делу.

— Я могу приехать?

— Вы хотите?

— Если не возражаете.

— Не стоит, Илья Матвеевич. Наши хлопоты... Они еще продлятся какое-то время. Да и зрелище не из приятных...

— Он мертв?

— Да.

— Как это случилось?

— Выстрел в лицо. Навылет. Стон, раздавшийся из трубки, еще раз убедил Пафнутьева — Голдобов не играет, он действительно в ужасе.

— Илья Матвеевич, если позволите, один вопрос... Есть такой человек... Женщина. Назвала себя Дашей... Именно она сообщила о происшествии. Она тоже здесь. Ей немножко плохо... Вы ее знаете?

— Красивая, крупная, светлая, загорелая? — спросил Голдобов.

— Да, именно такая.

— Последнее время Заварзин часто виделся с ней. Можно сказать, что он виделся только с ней.

— Ее стоит подозревать?

— Послушайте, вы же сами сказали, что она вас вызвала!

— И все-таки! — настаивал

Пафнутьев.

— Я бы не стал ее подозревать... У них слишком далеко все зашло и... И все, как бы это сказать... Простите, я сбиваюсь... У них все было безоблачно. Нет, оставьте ее в покое. А что, разве больше некого подозревать?

— Найдем, Илья Матвеевич, — сказал Пафнутьев. — Всего доброго. Утром буду у вас.

Пафнутьев озадаченно крутнул головой и, поставив телефон на диван, прошел на кухню. Светловолосая девушка сидела на слишком маленькой для нее кухонной табуретке и неотрывно смотрела в стенку прямо перед собой.

— Опять я, — сказал Пафнутьев, присаживаясь рядом. — Даша, не думайте, что я вас не понимаю. Но я обязан что-то делать, вы уж простите. Просто я обязан куда-то мчаться, ловить, хватать... Поднатужьтесь, пожалуйста, ответьте на два-три вопроса, и я уйду. Идет время, Даша, и злодей уходит все дальше. И поймать его все труднее... Задам вопрос, ладно?

Девушка кивнула и только по этому ее жесту он убедился, что она его слышит.

— Сколько вас было в квартире?

— Двое.

— И никого больше, ни единой души?

— Только двое.

— Кто-то входил, уходил, посещал вас... Почтальон, слесарь, милиционер... Обычно эти люди не вспоминаются..

— Никого не было.

— Вы что-то затевали на этот вечер?

— Ужин... — она беспомощно махнула рукой. — Ужин... — Даша обвела глазами кухню, где все стояло в неприкосновенности — тушка кролика и две бутылки сухого вина.

— Заварзин никуда не торопился?

— Нет... У нас долго не получалось встретиться, он все время был занят, а сегодня сам позвонил... Давай, говорит, повидаемся... Давай, говорю... Он сказал, что у него все есть, брать ничего не надо... И действительно — вино, мясо, сыр, рыба...

— А почему вино не в холодильнике? — спросил Пафнутьев. — Белому вину положено быть в холодильнике. Тем более в такую жару...

— Оно и было в холодильнике... Я его вынула, уже на стол собиралась поставить... И слышу — в комнате грохот...

— Грохот?

— Ну, да... Такой, когда, знаете, падает человек... Я бросилась в комнату, а он катается... И это... умирает, — она обхватила лицо руками.

— А выстрел? Выстрел не слышали?

— Не было выстрела.

— Да, — Пафнутьев был явно озадачен. — Может быть, тихий... Вроде щелчка... А?

— Не слышала... А вот грохот был... Я бросилась к нему, думала, что он упал и ударился, но когда перевернулся лицом вниз, я увидела затылок... Там сплошная дыра...

Пафнутьев помолчал, давая возможность Даше справиться с рыданиями, прошел в комнату, еще раз все осмотрел, и взгляд его упал на опрокинутую табуретку. Он только сейчас увидел ее. Табуретка была явно лишней в этой ухоженной дорогой квартире. Мягкая мебель, полированные поверхности, золотистые шторы, видеотехника... И табуретка. Он подошел к ней, присел на корточки и, не прикасаясь, начал рассматривать. Нет, ничего особенного он на ней не увидел.