Бандагал
Шрифт:
– У вас есть реальные доказательства?
– Конечно нет, дорогая Роза. Главари достаточно хитры и обычно остаются в тени.
– Мы подписали предварительное соглашение с мистером Бессоном. И он вряд ли заинтересован теперь в нашем крахе.
– Оно уже вступило в силу?
– Пока еще нет. Но у меня есть серьезные подозрения. Кое-кому наш шеф давно стоит поперек горла.
– Отлично сказано. Амбиция порой толкает людей на самые невероятные поступки. Будьте внимательны, Роза. А я всегда рад вам помочь. Да, кстати, мне нужно поговорить с шефом. Проведите меня, если вам не трудно.
Роза растроганно протягивает
Когда Роза, улыбаясь, ввела кибербухгалтера в кабинет, Патрене и Торболи даже привстали в креслах. Неожиданный "пакт о дружбе" между секретаршей и Торторелли по разным причинам обеспокоил обоих хозяев "Новой Италии".
– А вы совсем неплохо выглядите, - с порога бросает Торторелли.
У Торболи рука в гипсе, и в своей темной рубашке он очень похож на крохотного динозавра. Патрене же буквально утопает в бинтах. Он тоже напоминает доисторическое животное, но только из детских фильмов. Оба глядят друг на друга исподлобья, и совершенно очевидно, что один подозревает другого в краже. Кибербухгалтер широко улыбается.
– Нет, вы просто молодцы. А я бы без успокоительных таблеток вообще не добрался до работы.
– Не забывайте, что вы на службе, - проскрипел Торболи.
– Есть ли какие-нибудь новости?
– словно не замечая раздражения генерального директора, спрашивает Торторелли.
– Никаких, - бурчит Торболи.
– Надеюсь, вы-то не считаете, что тут поработали бандагалы? Кстати, что, собственно, украли?
– Ничего, ровным счетом ничего, - мрачно отвечает Патрене.
Торторелли расплывается в улыбке.
– Замечательно. Значит, я вовремя подал сигнал тревоги. Но что они все-таки искали? Деньги, секретные документы? Ведь у каждой фирмы есть секретные документы. И часто они оказываются грозным оружием в борьбе...
– На что вы намекаете?
– не выдерживает Торболи.
– Вам лучше знать.
– Мне?!
– Разве у вас нет специального архива? А кое-кому это может не нравиться.
– Теперь все ясно, - вырвалось у Патрене.
– Кто-то решил завладеть твоими документами, а ты...
– Пропали документы?
– с невинным видом спрашивает Торторелли.
– Ничего не пропало. И вообще это не твое дело, - взрывается Торболи.
– Возвращайся на свое рабочее место!
– Сию минуту! Я только вот что хотел бы заметить. Возможно, бандитов интересовал электронный мозг. Тогда мы просто чудом избежали страшной опасности. А полиция, как видно, пребывает в бездействии?
– Арестовали нескольких туземцев, - говорит Торболи. Надо же ей выказать свое рвение.
– Простите, но при чем здесь туземцы?
– Разумеется, ни при чем, - отвечает Патрене.
– Возможно, в этой истории замешаны каля, хотя...
– Вот их и надо было арестовать!
– восклицает Торторелли.
– Э, нет, с кали обращаются очень вежливо, даже чересчур. Расплачиваться, как всегда, придется простому люду. Но если они и невиновны, я лично буду только рад.
– Еще бы! Какой удобный предлог, чтобы арестовать всех недовольных! Но я бы на вашем месте, хозяин, потребовал их освободить. Пусть лучше полиция всерьез займется розысками настоящих воров.
– Поскольку ты пока еще не на моем месте, то возвращайся к себе, и побыстрее, - отрезал Патрене.
Торторелли понял, что сейчас не время спорить, и молча отправился к себе.
Разумеется, он не
– Куда вы так торопитесь, дорогой Торторелли?
А, это опять она, Мирта. Интересно, что ею движет, любопытство или расчет? А быть может, ее подослали эти два бандагала?
– Какой вы занятный, - кокетливо говорит Мирта.
Ну, что ж, он рад, нет, просто счастлив пригласить ее поужинать в ресторан.
Бедный Йорик не наделен эмоциями и не в состоянии оценить по достоинству смелое решение Бенедетто.
– Понимаешь, иной раз ее глаза приобретают желтоватый оттенок, совсем как дженциана, которую я сейчас пью, - обращаясь к роботу, говорит он.
– В ней чувствуется стиль. А это для женщины главное... Нет, к дьяволу Мирту, поговорим лучше о моих дорогих бандагалах. Поверь, мне их ничуть не жаль. У судьи не должно быть жалости. Иначе он потеряет решимость, станет похожим на Гамлета. Но, увы, Бедный Йорик, мне так и не удалось остаться равнодушным. Меня это веселит. Я наслаждаюсь их страхом. Посмотрел бы ты на них сегодня! Жалкие людишки. Но именно жалкие людишки, друг мой, и способны на самую большую подлость. Знаешь, мне даже приятна роль беспощадного судьи. Может, потому, что я почти двадцать лет провел в полном одиночестве? И теперь любая роль кажется мне увлекательной. Например, роль лжеца. Видел бы ты, какие лица были у экспертов "Новой Америки", когда я показал им пластинку! А ведь я и в самом деле могу изобрести новую счетную машину. Она бы очень пригодилась крупным промышленникам, скажем Бессону... Э, кажется, моя совесть начинает ржаветь.
Бенедетто умолкает. Он даже роботу не решается признаться в том, что, когда он смотрел на американца, у него мелькнула дикая мысль. "Ты - нет, а вот я действительно мог бы создать мощный блок против всех промышленников Веги".
О, власть кружит людям голову сильнее вина. Мирту может поразить только титан, хоть рост у него, Торторелли, всего лишь полтора метра. Но какими же подлыми средствами люди добиваются власти!
Он снова вспоминает о туземцах, которые сидят сейчас в тесных и сырых тюремных камерах. "Да, но я-то здесь при чем? Хотел бы я знать, как бы поступили другие на моем месте? Надо мной прежде все смеялись - и земляне, и туземцы. Кто хоть раз пожалел меня?" Но он сам понимает, что его доводы неубедительны, и громко проклинает тот день, когда вздумал заняться философией. Еще Сократ говорил: "Познавши однажды добро, его волей-неволей приходится применять и дальше". Э, кто теперь вспоминает о каком-то Сократе? Он был дикарь, не знакомый ни с антиматерией, ни с парамагнетизмом. Рассуждал о морали... А мораль - это роскошь, она слишком дорого стоит.
– Ну, чего ты стоишь как истукан? Дай мне еще вина.
И тут робот сказал:
– На сегодня хватит.
– Что значит хватит? Я хочу пить.
Он протянул бокал дрожащей рукой и жалобно захныкал:
– Робот и тот перестал мне подчиняться. Ты тоже не любишь меня.
Робот бережно, но твердо взял у него бокал.
– Степень опьянения превышает допустимый предел.
– Но я хочу забыться, Бедный Йорик.
– Если Бенедетто отчаивается, значит, он устал. Он отдохнет, и завтра жизнь снова ему улыбнется.