Бандитский Петербург
Шрифт:
Была и пятая причина столь быстрого завоевания «тамбовскими» чрезвычайно прочных позиций в Питере, и причина эта заключалась в личностных качествах их лидера – Владимира Кумарина, который вернулся в Петербург после восстановительного курса в Германии в самом начале 1996 года и сумел вновь объединить вокруг себя весь «коллектив». Об этом человеке хочется поговорить поподробнее.
Авторское отступление
У меня очень сложное личное отношение к Кумарину, хотя именно личным оно стало лишь весной-летом 1998 года, когда мы познакомились. Потом состоялся ряд встреч, результатом которых стал рассказ лидера «тамбовских» о своей жизни, – рассказ этот будет полностью приведен чуть ниже. Предваряя его, хотелось бы сказать следующее: в каком-то смысле Кумарин – это герой нашего времени. Герой в том смысле, что он, может быть лучше и быстрее других уловил, какие возможности дает новое для страны время, и сумел воспользоваться этими возможностями.
Я давно хотел побеседовать с Кумариным, чтобы удовлетворить свое естественное журналистское любопытство, но специально встречи не искал. Более того, я был уверен, что сам Кумарин на контакт не пойдет и нормального разговора у нас с ним не получится. Я ошибся. Первая встреча у нас произошла случайно – в начале мая 1998 года мы столкнулись в Гранд-отеле «Европа». Кумарин сам подошел ко мне, поздоровался и, улыбаясь, отпустил несколько шутливых замечаний по поводу того, как я описывал его в ранних главах «Бандитского Петербурга». Никакой агрессии, никаких «наездов» с его стороны не ощущалось. Мы обменялись координатами и договорились созвониться и встретиться, чтобы побеседовать поподробнее.
Вторая встреча состоялась в конце мая в резиденции Кумарина по адресу Вязовая, 4. На дверях особняка висела доска желтого металла, удостоверявшая, что в этом доме находится приемная депутата Государственной Думы Михаила Ивановича Глушенко. В ходе этой второй встречи я и предложил Кумарину сделать интервью с ним – точнее, предложил ему рассказать о своей жизни, рассказать то, что он сам сочтет нужным. Предвижу, что найдется немало возмущенных представителей общественности, которые скажут, что я воспеваю Кумарина, рекламирую его, даю ему возможность улучшить имидж, и что я, скорее всего, делаю это не за бесплатно.
Упреждая эти высказывания, отвечаю: я не воспеваю Кумарина и не разделяю его позиции. Купить меня он не пытался, по крайней мере даже не заводил об этом речь. Я просто искренне считаю, что в каком-то смысле Кумарин к 1998 году стал уже фигурой исторической, и поэтому его собственный рассказ-автобиография также может рассматриваться как исторический документ. У меня нет сомнений в том, что «главный тамбовец» рассказывал мне только то, что хотел увидеть опубликованным, и старательно обходил все острые утлы – но мне вообще трудно представить человека, который бы, рассказывая о своей жизни, пытался очернить себя. В конце концов, ведь и я не поп, и Кумарин мне не исповедовался. Впрочем, мне показалось, что он все же хотел мне что-то объяснить, он в каком-то смысле полемизировал со мной. У нас состоялось около восьми встреч – я записывал его рассказ в тетрадку от руки, он не хотел, чтобы я пользовался диктофоном. В конце работы, когда я принес ему два распечатанных экземпляра его рассказа, на каждой странице одного расписался он, на другом – я. Дело в том, что в самом начале наших встреч Кумарин в шутливой форме, но высказал сомнение – не извращу ли я его рассказ, чтобы изобразить его, Кумарина, этаким монстром…
Монстром он мне не показался – наоборот, он не лишен обаяния и производит абсолютно нормальное впечатление, – я ни разу не видел его выведенным из себя. Буквально на второй встрече он предложил мне перейти на «ты», – соответственно он меня называл Андреем, а я его – Володей.
Несмотря на отсутствие руки, Кумарин был в прекрасной физической форме, он вообще, как я понял, следит за собой, одевается чисто и очень элегантно. Говорит он неторопливо, как правило, взвешивает свои слова. Ну и кроме того, он делал скидку на то, что я записывал все от руки. Впрочем, иногда Кумарин увлекался и его рассказ становился более эмоциональным. Матерные выражения он, конечно, как и всякий нормальный русский мужик, употребляет, но в меру, не при женщинах и не больше, чем, скажем, я сам.
Вообще, он показался мне похожим именно на мужика – на справного такого мужика, рачительного хозяина, у которого забот полон рот, но которому заботы эти по-настоящему нравятся, потому что благодаря им, заботам, и идет приумножение хозяйства. Он очень любит показывать, где собирается строить вертолетную площадку, где – фонтан, где – пристань. Речь Кумарина логична, достаточно грамотна, вообще – его интересно слушать, он хороший рассказчик.
Кумарин часто улыбается,
Однажды, когда я пришел на очередную встречу, Кумарин был занят. Ожидая, пока он освободится, я предложил сыграть партию в нарды Михаилу Глущенко. Он согласился. Играли на деньги, партия по 50 рублей, и я вскоре проиграл 150. Попытался отдать – не берет, и Кумарин не берет, и Глушенко. Говорят: «Ты что, ерунда какая, для нас это не деньги». На следующей встрече я все же выложил деньги на стол и сказал: «Как хотите, но я долг обязан вернуть – пусть это и небольшие деньги, но… Мне мама не разрешает в долгу оставаться». Глущенко предложил сыграть еще партию – «на все». Мы сыграли, и я отыгрался. Кумарин, видимо, запомнил эту историю. Спустя пару встреч мы поехали с ним покататься по заливу на его новом огромном катере – опробовать покупку. Кроме Кумарина и меня, на борту было еще человек пять. Когда время подходило к обеденному, экипаж прямо на борту начал жарить шашлыки. Кумарин спросил: «Андрей, ты есть будешь?» Я кивнул. «Тогда давай 20 рублей, чтобы не думал, будто я тебя шашлыком покупаю». Мы оба рассмеялись, но 20 рублей я ему все же дал.
Поскольку встречи наши проходили с большими перерывами (Кумарин, например, ездил во Францию на матчи чемпионата мира), его рассказ завершился лишь к середине августа 1998 года. Тогда же он сказал мне, что впервые вступил в официальную должность – стал вице-президентом Петербургской топливной компании. Рассказал он и о том, что сменил фамилию, взял девичью фамилию матери. Мне показалось, что он действительно вышел на абсолютно новый этап в своей жизни, в котором еще не совсем освоился. Он несколько раз повторял, что хочет быть «легальным» человеком, и я не уловил в этом фальши – либо Кумарин очень хороший актер. Я не склонен идеализировать его, мне не кажется, что он (даже если его желание «легализоваться» и абсолютно искреннее) сумеет мгновенно отрешиться от прошлого и стать «ангелом во плоти». Так, наверное, не бывает – в жизни все очень сложно, и прошлое иногда имеет столько же власти над человеком, как и настоящее… По большому счету, я так до конца и не понял, почему Кумарин согласился на мое предложение рассказать о своей жизни. Несколько раз он говорил, что для него самым выгодным было бы просто отсутствие любых упоминаний о нем – чтобы забыли, хотя бы на какое-то время, чтобы его фигура перестала быть такой одиозной… Вместе с тем в нем явно ощущалась потребность высказаться, донести до широкой аудитории свое видение собственной роли и в прошлом, и на новом этапе его биографии. Как бы там ни было, я считаю, что, записав рассказ Кумарина о его жизни, я поймал улыбку своей журналистской удачи. Надеюсь, что рассказ этот будет интересен и Вам, Уважаемый Читатель, вне зависимости от Вашего отношения к рассказчику…
Кумарин: автобиография в вольном стиле
Я родился лютой зимой 1956 года (15 февраля – в этот день, спустя 33 года, будут выведены Советские войска из Афганистана) в деревне Александровка Тамбовской области. Родственники рассказывали, что когда моя мама поняла, что у нее начинаются роды, ее повезли на лошади в соседнюю деревню, потому что там был фельдшер. По дороге она меня и родила. Возница перевязал пупок, как умел, а умел он все-таки не очень хорошо, поэтому у меня у маленького был очень большой пупок. Мать моя была простой деревенской женщиной, работала дояркой, в поле, отец был комбайнером и механизатором. Дом наш своими руками срубил. А вот дядька у меня был знаменитый, кавалер ордена Ленина. Он был председателем колхоза, и однажды его колхоз занял 3-е место в Советском Союзе по урожаю. За это ему орден и дали. Родственников у меня вообще много. (А сейчас становится еще больше, в городе стали появляться какие-то мои «племянники», пришлось даже отлавливать некоторых и беседовать с ними. На самом деле сейчас в Питере действительно находится мой племянник, и он учится на юридическом факультете, куда поступил без всякой помощи, поскольку он школу с золотой медалью закончил). Да что говорить, если в нашей деревне всего две фамилии и были – Кумарины и Ерохины. Сейчас вот ходят слухи (они возникают в том числе и не без помощи некоторых книжек), что я чуть ли не еврейского происхождения и поэтому у меня легко складывались отношения со многими коммерсантами-евреями. Мне это просто смешно, потому что на самом-то деле я первый раз живого еврея увидел очень поздно – откуда им было взяться у нас, в Тамбовской области. Деревня у нас была очень дружная, выпивали люди, конечно, но нельзя сказать, что наша деревня была алкоголической. Жили дружно, и чужому горю никто не был рад. Все про всех, конечно, знали. Потому что и деревня-то состояла из домов пятнадцати.
Места у нас там замечательные, недалеко начинается река Алабушка, а она впадает в реку Ворону. Так вот эта Ворона – самая чистая река была в то время, когда я был мальчишкой. Помню, приезжали как-то чехи, предлагали, давайте мы почистим дно реки, а все, что найдем на дне, заберем себе. На самом деле они хотели забрать себе мореный дуб. Он там, на дне, века лежит, в походах когда-то мы его со дна доставали, обычной пилой его не распилишь, а если сунуть конец бревна в костер, то он горит синим пламенем. Недалеко от нас, кстати, находится место, откуда Петр брал лес для постройки своих кораблей.