Бангкок-Москва-Бангкок. Русская вендетта
Шрифт:
Дверь в каюту отдыха отворилась, пропустив внутрь офицера иммиграционной службы. Ага, значит, погрузка закончена и скоро взлёт. Проверив мои документы, офицер сверился с полётным листом и, найдя фамилию “Rusakoff”, удовлетворённо поставил галочку в нужной графе. Окинув взглядом помещение и отметив, что оно под завязку заставлено ящиками с пивом и коробками с орхидеями, он, ухмыльнувшись, только пожелал счастливого пути и вышел.
Конечно, офицер понимал, что сопроводительные документы на этот груз у экипажа отсутствуют. Пилоты многих компаний промышляли бизнесом такого рода, но иммиграционную
Буквально через пару минут дверь в каюту отворилась вновь. Сопровождаемый небольшой беспородной собачкой, внутрь вошёл тайский таможенник. Все сопроводительные документы находились у его старшего напарника, поэтому количество груза ему было неинтересно. Гораздо важнее пристально следить за поведением собаки, натасканной на поиск наркотиков.
Однако, покрутив носом возле ящиков с пивом и коробок с цветами, собачка подошла ко мне и глянула снизу вверх, слегка вильнув пушистым хвостиком. Я легонько потрепал её по загривку, когда она, привстав на задние лапы, потянулась ко мне своей острой мордочкой. Её хозяин что-то произнёс по тайски, собачка завиляла хвостом ещё энергичнее, и глянула виноватым глазом на своего двуногого друга, как бы извиняясь:
– И здесь я не могу ничего унюхать.
Когда и таможенник покинул каюту, в дверь просунулась голова бортинженера, который, промокая лоб уже изрядно влажным платком, сообщил:
– Ну, кажется всё. Сейчас задраемся и, как в песне: всё выше, и выше, и выше… Посадка в Чкаловском.
Действительно, через полчаса, получив добро от местного диспетчера, наш "Ильюшин" пошёл на взлёт.
Воскресенье
Москва
Русаков
В Чкаловском аэропорту наш самолёт встречали почти под утро. Едва дождавшись, пока откроется грузовой люк в хвосте самолёта, Слава быстро взбежал внутрь по аппарели. Следом в самолёт поднялся Вовка Гаевский. Они ещё не знали, что за страшный груз я привёз из Бангкока. Пробежав глазами сопроводительные документы, Слава поднял на меня удивлённые глаза:
– Я что-то не пойму: какая-то херня получается. По факсу передавали одни номера накладных, здесь я получаю другие. В чём дело?
– Давай-ка выйдем на свежий воздух, там и объясню, – сказал я, увлекая друзей наружу.
Выйдя на лётное поле мы отошли чуть в сторону от самолёта, я закурил сигарету, глубоко и с удовольствием затянулся и лишь потом приступил к рассказу. Пока я объяснял, почему девочкам на фирме пришлось перепечатывать все накладные, лица моих друзей постепенно меняли своё выражение. Тягостное молчание повисло в воздухе после того, как я закончил рассказывать о последних событиях. Наконец Вовка, что-то решив, произнёс:
– Не я буду, если мы тех уродов не накажем! Ладно, давайте закругляйтесь со своими делами, поедем думать.
– Андрей, – встрял Слава, – я понимаю, что тебе сейчас не до этого, но я до таможенного контроля должен иметь порядок в бумагах. Поэтому прошу тебя: убей полчаса, но сопоставь по старым и новым номерам все накладные. А я пока таможню буду убалтывать.
Несмотря на
Я складывал старые измятые, перепачканные побуревшей уже кровью и пылью накладные попарно вместе с новыми, постоянно сверяясь с номерами документов на груз и фамилиями его владельцев. Занятие это было чисто механическое, поэтому я стал пересказывать Гаевскому, в нетерпении переминавшемуся рядом, подробности и всякие мелочи произошедших за последние сутки событий.
– Я только двух моментов не понимаю: почему, если это конкуренты, они начали именно с нас, а не со Славы? И второе: о чём хотел сказать мне Митрич перед смертью? Что такое "шестьдесят шесть"?
– С последовательностью и логикой в этой версии действительно не всё гладко, – задумчиво произнёс Вовка, теребя кончик носа, как поступал часто, начиная что-то анализировать. – Ведь основная заслуга в снижении тарифа, как я понял, лежит на Славе. Логичнее было бы начинать с него. Но это мы сможем выяснить позже. А вот слова Митрича – это действительно загадка. Пока… Что это может быть? Год рождения у него шестьдесят восьмой, значит, это отпадает. Может быть, номер квартиры? Он где жил?
– Нет, жил он в отеле "Golden Palace", номер двести одиннадцать, – отозвался я, подбирая парную квитанцию.
– А в номере у него ты смотрел?
– Сначала не подумал, а потом не до того было: говорю же, как сайгак огородами бегал, потом у Жени Беленького отсиживался. От него сразу в аэропорт укатил. А сейчас все записи Митрича, если они и были, наверняка в руках у тамошней полиции. Полицейские ведь Касему только тело выдали. Чтобы у себя долго не держать. А все его личные вещи, естественно, у них. Так что пока следствие не закончится, до них не добраться. Уф, кажется – всё, с бумажками разобрался.
Слава, как раз закончивший торги с работниками таможни, появился у самолёта:
– Уж как они хотели, ах, как хотели нажиться, козлы! Да только я против них особое слово знаю. Ты бумажки рассортировал?
Я молча протянул ему пачку бумаг. Увидев на старых накладных бурые пятна, Слава сразу сообразил о причине их происхождения, и посуровел.
– Не беспокойся больше, Андрей, всё остальное я сделаю сам. И с гробом определюсь и к Евдокии Романовне съезжу, сообщу. Или хочешь, завтра вдвоём, а?
– Нет, Слава, спасибо за помощь, но у нас пока неотложные дела. Я потом к ней заеду. А ты подготовку к похоронам на себя возьми. Мне пока не до того будет, хорошо?
– Сказал же, не беспокойся. Занимайся своими делами. Ну, всё, пока. Меня уж, поди, таможенник со своей колотушкой дожидается. Если что – звоните.
Мы с Гаевским уже отходили от самолёта, когда началась выгрузка. Первым по аппарели спустили на подъехавший трейлер продолговатый дощатый ящик с запаянным гробом внутри.