Банк хранящий смерть
Шрифт:
Роузбери и Пауэрскорт были знакомы еще со школы. Пять лет назад Роузбери негласно принимал участие в одном из расследований Пауэрскорта. С тех пор Роузбери удалось осуществить свою честолюбивую мечту — он стал премьер-министром, но через год с четвертью оставил этот пост. Поговаривали, что его премьерство расстроилось из-за разногласий и интриг в кабинете министров. Но некоторые считали причиной отставки неспособность Роузбери принимать решения.
— Все это пустые хлопоты, мой дорогой Фрэнсис, — заявил он Пауэрскорту через два дня после
Пауэрскорт поведал Роузбери о своем последнем расследовании, о череде трагических смертей, поразивших дом Харрисонов. Женитьба связала Роузбери с одним из самых богатых и влиятельных семейств банкиров в Европе. Его родственники были рассеяны по всему свету: от Парижа и Вены до Берлина, Лондона и даже Нью-Йорка, представляя всемирную банковскую империю Ротшильдов.
— Дворецким в Блэкуотере, Роузбери, служит человек, называющий себя Джонсом, — рассказывал Пауэрскорт, сидя в старинном кресле в библиотеке дома на площади Беркли.
— И что из этого? — спросил Роузбери. — Джонс — вполне добропорядочная фамилия. Один такой Джонс объезжал моих лошадей. Проклятые твари ни разу не завоевали ни одного приза.
— Дело в том, — продолжал Пауэрскорт, — что на самом деле он никакой не Джонс. Он немец, как и Харрисоны. Говорят, он несколько лет назад приехал из Франкфурта и происходит из семьи разорившихся банкиров. Его настоящая фамилия Голдшмит.
— Голдшмит? — переспросил Роузбери. — Ничего удивительного, во Франкфурте их полным-полно. Тебе, верно, нужны сведения об этих самых франкфуртских Голдшмитах? И чтоб, как говорится, из первых уст? Или хотя бы из уст Ротшильдов?
Пауэрскорт улыбнулся своему другу. Он отметил, что тот как-то неожиданно быстро постарел. Долгие годы у Роузбери было лицо херувима. Но вот следы времени коснулись и его. В этот вечер он был похож на сморщенного херувима.
— Роузбери, а что, если банкротство Голдшмитов как-то связано с Харрисонами, которые в те времена тоже были банкирами во Франкфурте? Возможно, не все еще до сих пор улажено…
— Бог мой, Фрэнсис, ну и горазд ты строить догадки! Хотя, видимо, в твоем деле без этого нельзя. Ты полагаешь, что между двумя семьями существует кровная вражда? И этот дворецкий приехал вслед за Харрисонами в Англию, чтобы отомстить за катастрофу двадцатилетней давности? Почему же он так долго ждал?
Пауэрскорт пожал плечами.
— Не знаю. В этом расследовании я пока блуждаю как впотьмах. Мне не хватает информации.
Роузбери потянулся за писчей бумагой, лежавшей на столе.
— Человек, который тебе нужен, живет совсем рядом — на Чарлз-стрит. Это пожилой джентльмен по имени Бертран де Ротшильд, ему сейчас уже под восемьдесят. Не думаю, что он когда-либо интересовался банковским делом. Сказать по чести, не думаю, что и родственники-банкиры хотели видеть его своим партнером. Он ученый, собиратель редких книг и рукописей,
Уже двадцать лет он пишет историю Ротшильдов. Как ты знаешь, у них были связи во Франкфурте. Сомневаюсь, что сей труд когда-либо будет завершен. Когда его спрашиваешь, как продвигается работа, он всякий раз сообщает, что вот только что нашел новые документы, которые собирается изучить. Но если в Британии есть человек, способный просветить тебя по поводу этих франкфуртских Голдшмитов, так это Бертран де Ротшильд. Хочешь с ним встретиться?
— С превеликой охотой, — кивнул Пауэрскорт.
— Судя по твоему оживлению, ты хотел бы увидеть его безотлагательно — этим вечером или завтра утром, а то и раньше? Я ему сейчас напишу. И велю посыльному подождать ответа.
А в шести милях к северу в это самое время колокола Святого Михаила отбили последний удар, возвещавший о наступлении восьми часов. Какое-то время их звон эхом отзывался в домишках прихода, а потом звонари приступили к своей еженедельной репетиции.
— Тише, Руфус, тише! Ради Бога, не тяни так сильно!
Ричард Мартин вывел на прогулку соседского пса. Старушка соседка упала и ушибла ногу, и теперь Ричард каждый день утром и вечером прогуливал рыжего ирландского сеттера по окрестным улочкам.
Миссис Мартин заметила, что перед вечерними прогулками сын становился оживленнее, и подозревала, что тот тайком встречается с Софи Вильямс.
— Незачем претворяться, что ты заботишься о собаке, когда на самом деле это лишь предлог для встреч с той девицей, Ричард. Тебе известно, что я о ней думаю. И знаешь, как к этому бы отнесся твой отец. Этак ты сведешь меня в могилу раньше срока.
Она сидела у камина и с ожесточением перелицовывала воротнички рубашек сына.
— Прогулки идут мне на пользу, — из вечера в вечер убеждал Ричард мать. — Отличная разминка, очень полезно пробежаться под конец дня с собакой. Ты ведь знаешь, как я люблю собак.
Но за двадцать два года жизни Ричарда его мать не замечала у сына никакого интереса к четвероногим созданиям, будь то кошки или собаки, даже ребенком он никогда не просил завести себе котеночка или щеночка.
— Как дела, Ричард? — Софи возникла из тени и радостно устремилась ему навстречу.
— Нормально, Софи. Туда нельзя, Руфус!
Пес как раз надумал свернуть в один из переулков.
— Можно мне повести его? Пожалуйста, Ричард.
Ричард вдруг подумал, а не будут ли они вот также соперничать друг с другом за любовь своих детей, как сейчас борются за внимание Руфуса. Конечно, если у них когда-либо будут дети. Софи взяла поводок уверенной учительской рукой.
— Пойдем, Руфус. Сюда. Вот хороший мальчик.
Ричард уже был свидетелем того, как Софи усмиряла пятьдесят шестилетних малышей, делая их кроткими и послушными. К его изумлению, и пес слушался девушку беспрекословно.