Банка для пауков
Шрифт:
Когда за ним закрылась дверь, Сандро снова посмотрел на жену. Улыбка все еще держалась на ее сочных губах.
— Ты должен понимать, что у нас, женщин, такие же права, как и у мужчин. — Объяснила она, присев на пуфик и закурив. — В конце концов, я и от тебя не требую клятвы на верность на крови, но и ты должен сознавать, что мы оба с тобой вполне взрослые мальчики-девочки и каждый из нас имеет право на личную жизнь. И к тому же меня выдали за тебя не по любви, так что ломать трагедию нечего…
Глядя на себя в трюмо, она стала привычным движением обрабатывать уже увядающие шею и грудь
— Ты достаточно получил от моего папы и денег, и вещей, и вообще, благодаря родству с нами ты из шашлычника превратился в…
А вот этого ей говорить не следовало, поскольку, в молодости Сандро и впрямь был шашлычником в придорожной кафешке. А что тут такого? Ну да, вместо того, чтобы он мотался без дела, отец его на лето поставил поработать с мангалом. Теперь это превратилось в его крест, все вокруг знают, что никто лучше него не жарит шашлыков, так что ему теперь из года в год приходится обслуживать все пикники тестя.
Он подошел к ней сзади и ударил ее. Оплеуха прозвенела как выстрел. Елена Моисеевна свалилась с пуфика и схватилась за щеку. Краска обиды, боли и гнева залила ее лицо.
— Ты — гнида! — взвизгнула она. — Пес бешеный! Я предупреждала, чтобы ты никогда не смел ко мне прикасаться. Ты знаешь, что теперь сделает с тобой мой…
— Твой папа мне уже ничего не сделает! — прорычал Сандро. Он подошел к ней, схватил ее за волосы и поднял. Она обеими руками пыталась освободить волосы. Сандро отвел назад свое колено и ударил им ее в живот. Она упала на колени, пригнувшись так, что ее лоб почти касался пола. Сандро сильно ударил ее по бедрам. Она застонала и упала на пол. Он схватил ее за запястье, подтянул к себе и ударил по лицу. Она на четвереньках попыталась уползти от него.
— Не надо, Сандро! — рыдала она, — Пожалуйста, не надо!
Он избивал ее медленно и методично, используя обе руки. Голова ее моталась из стороны в сторону. Но стоны и просьбы о помощи не трогали его.
Избиение продолжалось целых десять минут. Потом Сандро подошел к двери ванной и сказал:
— Теперь можешь выходить.
Там никто не пошевелился. Сандро открыл дверь и заглянул. Армен Орбелян сидел полностью одетый на унитазе, глядя на него со страхом.
— Выходи. Я не буду тебя бить. Не сейчас. Но если ты еще разик поднимешь на нее взгляд или еще что-нибудь, я тебя просто убью.
— Не буду, Сандро, — каялся Орбелян.
Бочком он выбрался из ванной и взглянул на Лену. Она лежала, согнувшись на полу. Оба глаза ее почти полностью заплыли, обе щеки были красными.
Орбелян буквально вылетел из квартиры. Сандро снова подошел к жене и ударил ее в бок. Она перевернулась на спину, не делая попыток защититься.
Сандро взглянул на нее с удовлетворением.
— Это еще ничего, милая. В следующий раз, когда ты попытаешься вякнуть еще хоть одно слово против меня, я выбью тебе все зубы. Не волнуйся, папа все вставит.
— Быстрее! Плевать на светофоры! — кричал Моисей Лазаревич своему шоферу. В его ушах до сих пор стоял отчаянный и испуганный вопль дочери: «Не надо Сандро!»
Угораздило же его выдать дочь за дикаря-шашлычника, будь он трижды неладен… Хотя в
В элитном доме с вечно движущимися телекамерами, с охраной и лифтером все знали Моисея Лазаревича. Весь дрожа от нетерпения он взбежал на второй этаж и с кулаками обрушился на дверь красного дерева, задребезжал звонок. Он прислушался. Из-за двери донесся крик его дочери. Он позвал ее, но ему никто не отзывался.
— Ну, что вы встали, идиоты! — закричал Моисей Лазаревич своей охране. — Выбивайте дверь! Живо!
Двое дюжих громил глянули друг на друга и качнулись одновременно сначала назад, затем вперед и навалились на дверь. В доме, находившемся под круглосуточной охраной, куда даже рекламную листовочку не могли подсунуть без ведома охраны, предосторожности типа металлических дверей были излишни, поэтому Сандро в свое время вполне удовлетворился испанской, из благородного дерева с изящной резьбой. Она сослужила ему плохую службу, поскольку вылетела после первого же напора «секьюрити».
Моисей Лазаревич вместе с охраной вбежал в квартиру, когда из комнаты послышался еще один истошный крик. И лишь вбежав в комнату, сжимая в руках пистолет, он воочию убедился в том, что его зять в состоянии исполнить свой супружеский долг, не прибегая к посторонней помощи. Именно этим он и занимался, находясь позади его дочери, которая, стоя перед ним на четвереньках, издавала вопли, сравнимые с арией мартовской кошки.
— Папа! Какого черта! — запищала Лена, увидев его, но Моисей Лазаревич, не в силах успокоиться, приблизился к зятю и нанес ему сокрушительный удар правой в челюсть.
— Одевайся! — велел он дочери и обернулся к охранникам. Но те предусмотрительно выскочили из квартиры и, стоя на лестничной клетке, рыдали от плохо сдерживаемого хохота.
Когда Сандро, уже одетый и злой, как только может злиться мужчина, застигнутый в его положении, вышел на кухню, Моисей Лазаревич положил руку ему на плечо и сказал:
— Извини меня, пожалуйста, за это сцену. Но мне просто показалось, что ты бьешь мою дочь. И если бы я застал тебя за этим занятием, то просто пристрелил бы тебя на месте.
— Ну вы уж скажете, папа… — побагровел Сандро.
— Вот такой уж я нерадивый отец. Но я приехал не за тем, чтобы тебя пугать. Дело в другом: Мирза-ага — умер.
— Как умер? — изумался Сандро.
— Очень просто. Как умирают все люди. Он же при тебе еще угодил в больницу.
— Ну угодил… — подтвердил Сандро. — Но это ничего не значит. Ему там даже вроде бы лучше стало.
— А потом поплохело. Мне только что позвонили. Тело везут сюда, в мечети состоится прощание и сегодня же до захода солнца его по их обычаю должны похоронить. Мусульмане в этом вопросе чрезвычайно торопливы. Езжай к маме Рене и скажи, что перед смертью Мирза-ага просил у нее и всего ее дома прощения.