Банкир

Уоллер Лесли

— Это настоящий городской дом, — сказала усталая редакторша одному из репортеров. — Обычный скромный английский стиль.

— Да, мадам.

Палмер вспомнил вчерашний вечер. Когда, интересно, фотографии и статья появятся в журнале? Он был хорошо знаком с редакционной практикой и знал, что редакции журналов часто работают с шестимесячным загоном. Но если там решат напечатать статью до закрытия законодательного собрания, это может стать помехой для всей кампании.

Жены сенаторов и членов местных законодательных органов прочтут статью, ознакомятся с

иллюстрациями. Найдут дюжину малоприятных способов выразить мужьям явное неудовлетворение своим собственным домом и еще более явную подозрительность к любой семье, живущей в таком доме, о котором сообщает этот журнал. Прошлым вечером, вспомнил Палмер, он был порядком рассержен на Эдис за данное журналу разрешение публиковать статью. Был рассержен, но промолчал.

Палмер медленно поднимался на второй этаж по винтовой лестнице. Звуки музыки и спора стали яснее.

— Привет!

— Здравствуй, дорогой. — Эдис появилась на пороге их спальни и помахала рукой. — Обед через 10 минут. Передай миссис Кейдж. — Она скрылась.

Палмер поднялся еще на один пролет лестницы — повидаться со своими двумя младшими детьми. Они оглянулись на отца, когда он остановился у двери в спальню Джерри, и почти без передышки продолжали свой спор.

— Я не говорила, что ты можешь взять его, — настаивала Джерри.

— Ты не говорила, что мне нельзя взять его, — возражал Том.

— Я сказала, что, может, я тебе дам, но не сейчас.

— Почему не сейчас?

— Потому что сейчас он нужен мне.

— Тебе не нужно.

— Нет, очень нужно.

— Нет, совсем не нужно, ты врушка.

— Не называй меня врушкой, ты глупый идиот.

— По крайней мере я не врун, как ты.

— Ты хуже.

— Я…

— Стоп! — хрипло рявкнул Палмер. Откашлялся. — Здравствуйте, детки, — притворно сладко произнес он. — Так приятно смотреть, как вы развлекаетесь, мои милые малыши.

— Он дрянной маленький лгунишка.

— Она большая дрянная лгунья.

— Добрый вам вечер, дорогие дети, — продолжал Палмер. — Я всегда предвкушаю, как вы встретите меня после работы. У вас это так хорошо выходит.

Мальчик и девочка замолчали, хихикнули и вскочили на ноги. Они повисли на Палмере, что называется, на двух уровнях. Том — у него на животе и на коленях. Джерри — на груди и на руках. В течение нескольких секунд Палмера толкали, тискали, пинали, крепко обнимали, ставили на колени, щекотали, наступали ему на ноги, щипали, бодали и даже царапали.

— Хватит!

Пока он с некоторым трудом выпутывался, Джерри критически осмотрела его:

— Опять эти темные штуки у тебя под глазами.

— Что значит «опять»? — спросил Палмер.

— Они у него всегда, — вставил Том.

— Только иногда, — возразила Джерри. — Иногда в конце дня.

— Длинный, тяжелый, изнурительный день, — объяснил Палмер, — за жарким, изнурительным столом.

— Умираю от голода, — заявил Том.

— Здравствуйте, мистер Умирающий, — начала Джерри. — Я рада…

— Хватит, — прервал ее Палмер. — Ты истрепала эту бедную несчастную шутку до ниточки.

Выдай что-нибудь новенькое.

— Что одна стена говорит другой? — спросил Том.

— Встретимся на углу! — взвизгнула Джерри.

Палмер зажал ладонями уши.

— Джерри, — взмолился он, — потише!

— Что похоже на кокс, — спросила Джерри, — пахнет, как локс, и летает?

— Вымазанная коксом коробка с локсом в кабине самолета! — выкрикнул Том.

Палмер страдальчески закрыл глаза. Когда шум утих, он открыл глаза и спросил:

— Что такое локс?

Джерри пожала плечами:

— Какая-то рыба. Копченая.

— Нет, — заявил Том. — Локс — жидкий кислород. Его используют для ракетного топлива.

— Девочка в школе, — объяснила его сестра, — которая задала мне эту загадку, сказала, что локс — копченая рыба. Копченая семга.

— Она дура, — определил Том.

— В любом случае, — спросил Палмер, — что смешного в этой загадке?

Дети помолчали.

— Ты не понимаешь, — сказала наконец Джерри.

Палмер кивнул:

— Обед через десять минут.

Он спустился в холл, чтобы пройти в комнату Вуди. Остановившись у закрытой двери, он услышал резкую высокую нервную дробь барабана в сочетании с витиеватыми арабесками кларнета. Музыкальный вкус Вуди был отчетливо выражен. Оркестр, звуками которого он заполнял дом, по истинно новоорлеанской традиции использовал трубу вместо контрабаса. Палмер почувствовал, как у него где-то над левым глазом, внутри черепной коробки, начинается боль. Он постучал в дверь, подождал, постучал еще раз громче. Немного подождав, открыл дверь и увидел своего старшего сына склонившимся над письменным столом с логарифмической линейкой. Палмер подошел к проигрывателю и резким поворотом ручки убрал громкость. — Во имя всех святых, как ты можешь сосредоточиться на чем-либо? — спросил он. Вуди посмотрел на него отсутствующим взглядом:

— А, привет!

— Обед через десять минут. Уже через пять.

Вуди кивнул:

— Пап, что ты знаешь о процентах?

— Все.

Вуди недоверчиво смотрел на него:

— Ты понимаешь, о чем я говорю… проценты на займы и всякое такое.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — терпеливо уверил его Палмер. — Что ты хочешь знать?

— Я должен сделать сообщение на тему: «Продажа в рассрочку».

— Это по математике?

— Нет, общественные науки.

Палмер отодвинул с полдюжины пластинок и сел на кровать Вуди.

— Какой пример они тебе привели?

— Он не приводил, — пожаловался Вуди. — Я должен придумать сам.

— Давай.

Мальчик тяжело вздохнул, и на его лице появилось угрюмое выражение.

— Человек покупает машину, стоящую 3000 долларов, — начал он монотонно, нараспев, стараясь показать, как надоело ему все это. — Продает свою старую машину за 1000 долларов. Выплачивает оставшиеся две тысячи в два года. Этот заем — семипроцентный. Семь процентов от 2000-140 долларов. На два года. Значит, кроме 3000, машина будет стоить ему еще 280 долларов в процентах. Правильно?