Банкротства и разорения мирового масштаба. Истории финансовых крахов крупнейших состояний, корпораций и целых государств
Шрифт:
Брюс Мак-Нелл безуспешно пытался растратить свое многомиллионное состояние на протяжении 20 лет, но с каждым годом становился все богаче. Каприз рынка превратил его деньги в пыль за считаные месяцы.
Ледяной ветер продувает главную улицу Цюриха. Десятки раскрасневшихся от мороза посетителей врываются в теплый мраморный холл отеля Baurau-Lac, пожимая друг другу руки и возбужденно щебеча по-французски и по-немецки.
Пестрая стая хорошо одетых господ налетела из Нью-Йорка,
Они съехались, чтобы подобрать объедки со стола Брюса Мак-Нелла.
Мак-Нелл – 250 фунтов доброкачественной миллионерской плоти в двубортном темно-синем пиджаке – вплывает в холл за пару минут до открытия торгов в препаршивейшем настроении.
Сегодня он определенно предпочел бы быть где-нибудь в другом месте.
Зимой 1994 года, после 20 лет нескончаемого триумфа, Мак-Неллу приходится печально обозревать розничную распродажу своего горячо любимого мамонта – коллекции из 45 тыс. старинных монет, некоторые из экспонатов которой бесконечно знамениты.
Например, «Мартовские Иды» – золотая монета, отчеканенная по приказу Брута, дабы увековечить убийство Цезаря.
Мак-Нелл слегка разъярен. «Гиены, – шипит он, – они заработали на мне миллионы, а теперь собрались посмотреть на то, как мне будет хреново».
Гигантский рынок античных ценностей, который сделал Мак-Нелла богатым, обрушился в коллапс, увлекая за собой самого знаменитого магната послевоенных времен.
Придерживая пухлой щекой радиотелефон, Мак-Нелл сидит на помосте, как Будда, и наблюдает за торгами, одновременно поглядывая на экран своего компьютера.
«Мартовские Иды» приносят всего лишь $360 тыс.
Десять лет назад за них дали бы больше $500 тыс.
Один за другим лоты уходят к новым владельцам – за смехотворно низкие суммы.
«Проклятие! Я теряю миллионы, – бормотал Мак-Нелл на следующий день за обедом, поедая свою телячью отбивную. – Этот бизнес накрылся. Я тону. Если что-нибудь не изменится – я пропал».
На протяжении 20 лет Брюс Мак-Нелл неизменно оставался самым очаровательным мультимиллионером на земле.
«Посмотрите на этих парней с Уолл-стрит, – говорил Мак-Нелл пренебрежительно, – они держат в своих руках миллионы, а их ненавидит все человечество».
Его же боготворили решительно все – от секретарш до скаковых лошадей.
За доступность, откровенность и жизнерадостность. За шарм, с которым он изящно вваливался в офис. За вечно хорошее настроение. За непосредственность, с которой он распоряжался нескончаемыми потоками сотен тысяч и миллионов долларов.
20 лет подряд Америка не без любопытства наблюдала, как Брюс Мак-Нелл сорит деньгами.
На его вечеринках можно было встретить чету Рейганов и полный набор голливудских знаменитостей, начиная с Мишель Пфайфер.
Его
Поместье в Калифорнии, купленное за $10 млн, дома в Малибу, Юте и Палм-Спрингс принимали толпы гостей в любой сезон и демисезон.
Частный самолет курсировал по самым невиданным маршрутам только оттого, что хозяину внезапно остро захотелось побывать на особенно шикарном рок-концерте.
Во всем этом не было ни грамма эксцентричности. Мак-Нелл тратил деньги с размахом, но во вполне простодушном народном вкусе.
Он председательствовал в правлении Национальной хоккейной лиги и превращал богом забытую команду Лос-Анджелеса в чемпиона США.
Хоккейный идол Америки Уэйн Гретцки согласился играть еще три года за Лос-Анджелес, вместо того чтобы уйти на покой, после того как Мак-Нелл предложил ему гонорар в $3 млн.
Скромный Гретцки – уникальный случай – попросил снизить сумму – до $2,25 млн. (Злые языки утверждали, что дело было не в скромности, а в налогах.)
Около 20 кинопроектов жили и проваливались на деньги Брюса Мак-Нелла.
Сам он источал неугасимую улыбку Чеширского Кота. И совершенную беззаботность.
Даже уличенный репортерами в откровенном вранье, он оставался неотразим.
Среди живописных подробностей его биографии значился диплом Оксфорда, существовавший лишь в воображении Мак-Нелла. Равно как и вымышленное сотрудничество с суперрежиссером Говардом Хьюзом и супермагнатом Гетти.
«Кто же спорит, разумеется, я несколько приукрашиваю, – немедленно соглашался Мак-Нелл.
И энергично кивал с обезоруживающей ухмылкой.
Между тем, биографии Брюса и без фантазий хватало на пару приключенческих фильмов.
О чем он, впрочем, по разным уважительным причинам не особенно распространялся.
К 18 годам он знал каждого римского императора в лицо. Исключительно по чеканным профилям на монетах.
Вообще-то таково было пожелание родителей – дабы дитя не шастало по темным улицам, его с нежного возраста приучили коллекционировать всякую ерунду и сортировать в альбомы, совершенно не предполагая в этой процедуре некий источник возможного дохода.
Но в конце беспокойных 1960–х состоятельные господа искали какой-нибудь новый способ вкладывать капиталы. Способ должен был быть компактным, надежным и по возможности элегантным.
Аукционы античных монет из весьма закрытого клуба коллекционеров превратились в поле битвы владельцев миллионных состояний.
Более всего новоявленных вкладчиков прельщало то, что все эти непонятные драхмы и динарии тоже были деньгами. Очень давно, правда, вышедшими из обращения. Зато одновременно благородными произведениями великого искусства.