Баня
Шрифт:
Представляешь, все разговоры об объективном отборе, где наши учителя не будут совсем участвовать, оказались фикцией. Желая устранить конкурентов, учителя забраковали заведомо проходную работу лучшей ученицы. И ведь так же было, наверняка, и в двух первых случаях! А всего-то и нужно было пропихнуть в Америку сына учительницы труда. Хотя это у них, в конце концов, и получилось.
В Штатах дочь подружилась с приемной семьей, окончила успешно учебный год и еще более усовершенствовала язык. Это предопределило всю ее дальнейшую жизнь. А могло все пойти по-другому, не вмешайся тогда Настя!
Но это еще не конец истории. Возвращалась дочь на Родину
Вот так дважды, на старте и на финише, людская зависть лягнула ребенка. Слава Богу, она тогда не простыла. Нашлись добрые люди, пожертвовали ей куртку. Так и пошла у нее дальше жизнь, богатая на хороших людей, но и не лишенная завистников.
Пиво подходит к концу, пора заканчивать и наши посиделки, но меня захватила тема зависти. Я начинаю последний на сегодня рассказ:
Месть
— Да, обидно встретиться с несправедливостью, но особенно бесит человеческая подлость. Так и хочется врезать подлецу в глаз. Но был у меня в жизни курьезный случай, когда моя месть приобрела не совсем привычные формы.
Дело было зимой. Я тогда работал в мелиорации. Летом обычно бегал по полям, руководил рабочими, а зимой готовил договоры на новый сезон да писал отчеты. Стоял январь и подошла пора ехать на острова в дельте Двины в один из совхозов, но все не давали машины, а пешком по морозу было немыслимо туда добраться. И вдруг я случайно узнал, что начальник родственной конторы, Николаев, завтра едет в тот же совхоз. Дело мы с их конторой делали общее, подчинялись одному руководству, и было законно предположить, что меня с радостью возьмут на попутку. Но не тут-то было. В ответ на мою просьбу я получил твердый отказ. А жили мы с ними очень дружно. Все праздники встречали одной дружной компанией. Были и любовные интрижки, и мужская дружба. А с этим Николаевым у нас даже возникло соперничество из-за моей коллеги. Он, похоже, потерял из-за нее голову, а я из озорства изображал конкурента. Возможно, причиной отказа и послужило наше соперничество. Но я считал, что дело всегда выше личных отношений. Пришлось идти на хитрость. Водитель Николаева, Володя, крутил любовь с нашей кассиршей и был дружен со всеми нами. Я попросил его подобрать меня утром в городе по дороге в совхоз. Получилось все гладко, но у Николаева вытянулось лицо, когда я забрался на заднее сидение его машины.
В совхозе мы быстро завершили свои дела, я задержался на пару минут, дожидаясь пока поставят печать на договор. Николаев пошел к машине, я попросил его подождать, он промычал что-то нечленораздельное в ответ… Когда я вышел на улицу, машины
Я шел по накатанной в снегу колее, непрестанно сжимая кулаки. В такт шагам в висках пульсировало: «Поймаю — убью!» Я представлял сладкие картины мести, что я скажу этому подлецу, как кулаком размажу по морде его нахальную ухмылку. Не меньше получаса длились эти мучительно-сладкие мечтания, а потом вдруг они стали принимать форму слов, строк стихотворения:
Меня учили честно жить,
Препятствий не пугаться,
И стал я мускулы растить -
За справедливость драться.
Немало в боксе преуспел,
В дзюдо и каратэ я
И мир исправить захотел,
Злу скручивая шеи.
С поличным взят начальник-вор,
Бывает так не часто.
Я с ним о чести речь завел,
Но был неправ отчасти.
Сиял, как бляха на ремне,
Подглазник — все видали.
Пятнадцать суток дали мне -
Ему свободу дали.
Хитрец девчоночку обвел:
Не пожелал с ней счастья.
Я с ним о долге речь завел,
Но был неправ отчасти.
Сиял, как бляха на ремне,
Подглазник — все видали.
Пятнадцать суток дали мне -
Ему свободу дали.
Фарцовщик мне товар принес,
Он проявил участье,
О ценах задал я вопрос,
Но был неправ отчасти.
Сиял, как бляха на ремне,
Подглазник — все видали.
Пятнадцать суток дали мне -
Ему свободу дали.
О боге верующий плел:
— Нет выше веры счастья!
Я о марксизме речь завел,
Но был неправ отчасти.
Сиял, как бляха на ремне,
Подглазник — все видали.
Пятнадцать суток дали мне -
Ему ж молиться дали.
Отстал от жизни мой кулак -
Его призвал к ответу -
Теперь его сжимаю так,
Что б мог писать наветы.
И анонимок жгучих рой
Не ведает пощады.
Хожу непризнанный герой,
Разя всех из засады:
Начальник мается в тюрьме,
Хитрец — в кругу семейном,
Фарцовщик платит дань стране
И гибнет безыдейный!
Последние строчки складывались на льду реки, когда уже отчетливо виднелся автобус на берегу, когда поднялось над низким берегом тусклое зимнее солнце, и оттого, хоть и не стало теплее, но легче стало на душе. И месть моя, воплотившись в строчки баллады, казалось, была уже реализована. Придумалось и название: «Потомок Робин Гуда».
— А ведь и правда, не в Шервудском лесу живем, мы же цивилизованные люди, — подумалось тогда. А с Николаевым я перестал с того дня здороваться. Да и соперничество наше с ним из-за моей коллеги как-то заглохло само собой. Завод что ли кончился?
Я говорю это уже одетый. Мы с Василием выходим из бани. Закончилась очередная душевная встреча. Сколько ждать следующей, не знаем ни он, ни я. Жизнь все чаще вносит коррективы в наши планы. Но, расставаясь, мы надеемся на скорую встречу!