Бар эскадрильи

Нурисье Франсуа

Жос посмотрел на двух других своих спутников. Как же они были молоды! Высокая девушка с мальчишескими бедрами и волнистой прической и скорее всего ее брат. Они молча вытащили из джипа складные носилки, покрывала, веревки. Жос перехватил взгляд девушки, и она отвела глаза. Она несла на плече моток веревки, у обоих возникла, должно быть, одна и та же мысль. Она сделала над собой усилие, чтобы вновь посмотреть на него и сдержанно улыбнуться. Молодой человек из трактира подошел к Жосу и с неожиданной торжественностью произнес: «Меня зовут Вальтер Ротхау». И юноша с девушкой тоже пожали ему руку, затем они приступили к подъему. Никто не разговаривал. Юрг первым заметил необычное пятно пледа сквозь кустарники и жестом остановил Жоса. Он же снова остановил его в двадцати шагах от места, где лежала Клод, указав ему на скалу, где Жос мог сесть. Но он покачал головой и подошел. Он чувствовал, как его прожигают три пары глаз, устремленные на него. Он встал на колени и начал поднимать один за другим камни, положенные на

плед. Он отбрасывал их в сторону, на склон, по которому они скатывались вниз, одни ближе, другие дальше. Трое молодых людей неподвижно стояли рядом. Четыре раза Жос поднимался и, приседая чуть дальше, продолжал свою работу. Наконец, остались только три плиты, которые он расположил над головой Клод; они оказались такими тяжелыми, что Терезе пришлось подойти, нагнуться и помочь ему отнести их в сторону. Тут уже Жос выпрямился и взглядом попросил своих компаньонов продолжить. Юноши взялись за два конца пледа и вместе подняли его. Показалась Клод. Ее лицо приняло голубоватый оттенок и от этого словно истончилось. Резко проступили кости. Жос как бы брал своих компаньонов в свидетели. Стоя на коленях рядом с ним, девушка разглядывала Клод с напряженным удивлением. Видела ли она уже когда-нибудь покойников так близко? Интенсивность взгляда была такой же, как у детей, случайно увидевших наготу взрослых. «Ее истинное лицо, — подумал Жос, — ее истинное лицо, она не может себе его представить…»

Юрг взял его за руку, потянул за собой. «Пойдемте, месье». Жос не видел, ни как Тереза и повар завертывали тело Клод в серые покрывала, которые они принесли с собой, ни как они привязывали его к носилкам. Одеяла были плотные, веревки — крепкие, тело — бесформенное. Жос сидел, обхватив голову руками. Юрг стоял, загораживая то, что происходило в десяти шагах от него. Он улавливал лишь отдельные непонятные слова и какое-то странное царапание. Если крепче сжать веки и стиснуть зубы, если бы контролировать мышцы лица, то можно выдержать… А выдержать нужно, потому что он старик и иностранец. Они возвращались к джипу, делая большие крюки в поисках наименее неудобного пути. Почти на протяжении всего спуска, за исключением двух или трех самых опасных участков, они несли носилки вчетвером. Жос шел позади, там, где едва различалась голова Клод. Веревка, стянутая на уровне шеи, душила ее. Душила кого? Или что? Они часто останавливались. Все усилия Жоса были направлены на то, чтобы не выдать своей крайней усталости. Он долго восстанавливал дыхание, опустив голову. Тереза не отрывала от него взгляда.

Их встретили у машины две собаки из трактира, колли, которые пошли по следу своих хозяев и теперь ждали их. Они прыгали вокруг носилок, веселые и любопытные. Жос жестом помешал повару прогнать их. Они обнюхали покрывало и замолчали. Один лег, другой, скуля, прильнул к ногам Терезы. Когда носилки были прилажены сзади и укреплены с помощью другой веревки, для Юрга не осталось больше места, и он, сделав знак рукой, ушел. Тереза присела на корточки и положила руку на серое одеяло. «Почти на сердце», — мелькнуло в голове у Жоса. Он занял место впереди, но повернулся и тоже положил левую руку на веревки, там, где находилось плечо. Теперь толчки доходили до него более приглушенные, почти издалека. Одна из собак побежала с лаем за Юргом. Другая же вспрыгнула в последний момент сзади на джип и проскользнула, продолжая повизгивать, между Клод и девушкой, Жос улыбнулся. «Она никогда не называла их колли, — сказал он, — всегда только Лесси, из-за фильма…» Тереза улыбнулась, не отвечая. Скорее всего она или не понимала его вовсе, или понимала с трудом. Повар осторожно вел машину, направляясь прямо к трактиру, но почти останавливаясь, когда нужно было преодолеть малейшее препятствие. Люди, молча, ждали их.

— Сможем мы доехать до Понтрезины? — спросил Жос.

— Я позвоню сначала в полицию. Мой брат жандарм, так будет лучше…

Жос ждал, не делая никаких движений. Он не повернулся, когда какая-то женщина принесла шаль Терезе и увела с собой собаку. Опять появился повар: «Все в порядке. Поехали». Тереза осталась сидеть в джипе. Между гостиницей «Сонна» и Вальдхаусом они догнали повозку, которая везла обратно в деревню усталых участников пикника. Обгонять их пришлось на очень медленной скорости, так как лошади заволновались. По неожиданно застывшим лицам тех, мимо кого они проезжали, Жос догадался, насколько их собственные лица и позы потрясли всех, кто их видел. Тень тишины и страха прошла вместе с ними. Едва миновав их, молодой человек, которого звали Вальтер Ротхау, прибавил скорости, как будто от ярости. Рука Терезы на покрывале сжалась. «Fahren Sie langsam, Walther…» — прошептала она. Ее собственное лицо выражало удивительное достоинство. У Жоса мелькнуло в голове, что он держится только из-за нее, чтобы не распускаться перед ней.

Вальтер Ротхау выбирал пути, уклонявшиеся от пересечения с дорогой в Санкт-Мориц и ведущие их по другому берегу озер, до развалин Сан-Жиана. Жос закрывал глаза, чтобы не видеть, когда они проезжали мимо ферм, как пустеют или затуманиваются взгляды при их проезде. Внезапно, на подходе к одной лесопильне, запах раненого дерева окутал их своим волнующим и сладковатым ароматом. Нахлынули образы: Клод с закрытыми глазами, Клод с обожженной солнцем кожей.

Жосу хотелось бы что-то сказать, какие-нибудь слова, которые бы их освободили, но он не мог говорить. Стоило бы ему заговорить, как он разрыдался бы. «Как же мне быть?», — мысленно спрашивал он себя. Он подсчитывал, сколько еще времени ему нужно будет соблюдать приличия, прежде чем он останется наконец один.

Разве он говорил, в какую гостиницу нужно ехать? Вальтер ехал уверенно — значит, говорил. Грузовик загородил служебный вход в «Энгадинер Хоф», и джип въехал на дорожку, которая вела к главной двери. Жос одной рукой привел в порядок волосы. То, что ему открылось за поворотом, превзошло все его опасения. Около тридцати человек собрались там в ожидании их приезда, и все они поднялись, задвигались, потом застыли.

Вальтер почувствовал волнение Жоса и остановил машину за двадцать метров до крыльца. Все лица были повернуты к ним.

Вальтер слышал разговоры о группе, приехавшей в Понтрезину снимать фильм. По телефону жандармы, мобилизованные для службы порядка и бывшие в курсе, объяснили ему все в нескольких словах. Но увидеть их воочию!.. Какая-то пара отделилась от общей группы: бандит, одетый как шикарный водопроводчик, и красивая женщина, вся в бархате и кружевах, с лицом и плечами, покрытыми охрой. В двух шагах за ней усатый мужчина показался Вальтеру живым воплощением знаменитого Курта, его прадедушки, который в свои семьдесят пять лет еще делал детей. Его фотографии еще не до конца выгорели в коридоре их гостиницы. Другие, позади этих трех, сливались в единое целое в общей толчее. Джинсы и рубашки операторов, платья с фижмами и гладкий, теплый цвет кожи, который создается у актрис умелым макияжем: Вальтер увидел все с одного взгляда. Ему было больно за этого старого типа, который застыл в неудобной позе рядом с ним. Странные мысли появились у Вальтера, когда он нес тело вниз, потом на дороге, и он не осмеливался лишний раз повернуться к Терезе, к Терезе, на которой он должен был жениться в октябре, между летним и зимним сезонами. К Терезе, которую он любил, к которой либо он ходил тайком каждую ночь, либо она сама приходила к нему, в его комнату, и как тут было не подумать о том дне, очень далеком, в невообразимом будущем, когда один из них будет сидеть, как вот этот француз, рядом с трупом другого, и когда все будет закончено. «Мы умрем вместе», — подумал он немного глупо. Вот уже два часа он чувствовал, что его переполняет любовь к Терезе, как никогда. Такое любовное отчаяние, такое скрытое безумие, что он спрашивал себя, посмеет ли он признаться в нем этой ночью, шепотом …

Женщина в бархате и кружевах подошла и неловко обняла француза. Бандит тоже подошел, потом усатый, который, как увидел Вальтер, тайком выбросил сигарету, прежде чем положить, как и другие, руку на плечо француза. «Сейчас он сломается…» Но лицо Жоса выплывало, белое, невозмутимое, из этого узла объятий и шепота.

Директор отеля, в черном пиджаке и полосатых брюках, вышел вперед, шурша туфлями по гравию, в сопровождении двух носильщиков и двух коридорных. Один из них подмигнул Вальтеру: они играли в одной команде в хоккей. Директор склонился перед французом, как перед лордом, прибывшим в «роллс-ройсе». Его сочувствие было неискренним, вымученным. Нежелательные впечатления для клиентуры. Утренние лыжники возвращались с прогулки и задавали вопросы слишком звонкими голосами. Одна из лыжниц потащила своих компаньонов в сторону. В свою очередь актеры тоже встрепенулись. Надо ли подойти? Пожать руку? Обнять? Главный оператор, рыжеволосый гигант, отстранил других и заключил Жоса в свои объятия, говоря ему что-то на ухо. Потом все снова застыли: коридорные с помощью Вальтера стали развязывать веревки, освобождать носилки. Вслед за своим хозяином они поднялись на крыльцо, пересекли холл. Фигурантки, которые утром дурачились, подмигивая и выпячивая зады, теперь тайком крестились. Наконец, открыв и закрыв две двери в конце длинного коридора, они достигли маленькой белой комнаты с опущенными шторами, которую наскоро обустроили как могли: кровать, слишком яркий ковер. Тереза вошла за пятью мужчинами, и директор отеля закрыл за ними дверь, воздев вверх руку.

Норме Леннокс и Деметриосу предоставили играть дальше ведущую роль. Даже в драме следует соблюдать иерархию. Утративший недавний апломб красавец Виктор замешкался немного, не зная, за кем идти. Они с Нормой договорились было поехать в Санкт-Мориц, в «Кеза Велья», посидеть за стаканчиком. Все это накрылось. Или в бар «Палас-Отеля», посмотреть на модниц. Какой-то голос спросил: «А что тут сейчас будет?» Рыжий гигант ответил: «Врач, ищейки, всякие глупости!..» Он смотрел вдаль, на горы.

— Ты его знал лично, Форнеро, до фильма?

— Моя жена когда-то опубликовала одну вещицу у него, уже давно. Моя первая жена…

Типично тирольская мелодия вдруг хлынула из репродукторов. Портье со смущенным видом побежал, прижав палец к губам. Норма и Деметриос повели Жоса в маленькую гостиную, прилегающую к бару. Портье исчез, вернулся, сказал что-то на ухо Виктору. Облеченный наконец-то ролью, актер сходил за бутылкой, наполнил стакан наполовину виски, плеснул туда немного воды и поднял занавеску, которая закрывала малую гостиную. Он был удивлен, увидев Жоса беседующим с Деметриосом и Нормой. Он протянул стакан, который Жос выпил одним длинным глотком и вернул его пустым. Норма рукой указала Виктору на кресло рядом с собой.