Бар на Лимбе.
Шрифт:
– Но…
– Не перебивайте! Моцарт, мне нужен реквием. Нет, не просто траурное произведение, а Реквием! Который будет звучать тысячелетия. Для этого придется вслед за Данте заглянуть в самую бездну Ада.
– Странный заказ – Моцарт внимательно взглянул на гостя – кто вы?
– Неважно. Вы готовы взяться за исполнение моего заказа?
Амадеус почувствовал как страх, леденящим холодом заползает в душу, но он сейчас нуждался в деньгах.
– Какова плата?
Гость достал небольшой мешочек и бросил к ногам композитора. Мешочек звякнул монетами.
– Это задаток. Выполните
– Я… согласен.
Гость встал. По комнате словно пронесся холодящий ветерок. И тут композитор заметил, что гость не отбрасывает тени. Ужас охватил его.
– Успокойся Моцарт. Я не демон. И твоя душа в безопасности.
Визитёр направился к дверям, не дожидаясь хозяина. Уже в дверях обернулся…
– Я приду, как только Реквием будет готов.
И ты должен завершить его прежде, чем умрёшь.
– Что? Умру? – Амадеус бросился за ним в прихожую…
Увидел как захлопнулась дверь. Он выскочил на улицу. Никого. Лишь в конце улице мелькнула черная тень огромного коня. Моцарт почувствовал как холодный пот выступил на его лбу. И словно где-то далеко, далеко в ночных небесах, растаял печальный серебряный отзвук трубы.
Кресло, в котором сидел ночной гость, Моцарт обходил стороной. Оттуда продолжало веять холодом. Он смотрел на рояль и не решался открыть крышку. За окном вновь послышался скрип тележных колес. Амадеус вздрогнул. Боже! Неужели и его вот так же повезут среди ночи, чтобы торопливо свалить в яму?
Что сказал ночной гость? Завершить заказ, прежде, чем умрёт… Он умрёт?! Этот Чёрный человек, словно сама Смерть, пришедшая за ним. Так по кому же будет Реквием? По людям, умирающим за стенами его дома, по нему – Моцарту или по всем, кто уходит во тьму? А что там, за порогом бытия? Что ждёт их там? Их, копошащихся в суете мирской и не задумывающихся о расплате… Неумолимой, как сама Смерть.
Он вдруг вспомнил, звук трубы, раздавшийся в поднебесье, когда ушёл гость. Неужели сама Смерть заказала ему Реквием? Но тогда это по его душу приходил Чёрный человек. Реквием станет последним произведением Моцарта. И он сам оплачет себя в этой музыке. Себя, и всех! Порывисто шагнул вперед, открыл крышку инструмента и сел. За окном умирает город. Так похоже на начало Апокалипсиса. День гнева! А он оплакивает себя и ушедших… Лакримоза! Стоп, стоп… Он закрыл глаза. И перед егомысленным взором вдруг встала картина:
Чёрные как мгла Всадники Смерти, неслышно скользили по ночным улочкам, входили в дома. Тускло блеснул серебряный клинок, испуганная душа заламывая руки, печально покидала дом, влекомая неумолимым Роком. Вот отъехал от какого-то особнячка катафалк, сопровождаемый кучкой людей. Мимо, незримый, проскакал Черный Всадник. На миг задержал коня, вгляделся в людей и поставил печать на лбу одного из них. А в центре города, на дворцовой площади недвижно высился чёрным монументом Всадник на коне. На плече его сверкала серебряная роза с каплей рубина. Это он! Ночной гость! Стоит. Ждёт его – Моцарта.
Господи помилуй!!! Музыка вдруг зазвучала в его сознании. Она зарождалась сама, заполняла всё его естество, заставляла хватать нотные листы и писать, писать… Бледный рассвет застал его, измученного ужасной ночью, в
Легат ждал. Его конь незримо возвышался на дворцовой площади сутками. Иногда он покидал свой пост и скакал к домику композитора. Там, остановившись под окном, долго прислушивался к звукам рояля, голосу Моцарта. Потом опять возвращался на свой пост. Реквием близился к своему финалу. И вместе с каждым написанным листом партитуры, словно часть жизни уходила от истощённого болезнью и работой человека. Он уже с трудом передвигался, писал лежа в постели. Последние дни его посещал Сальери, который видел как тает, истекает жизненная сила Моцарта. Старый друг с ужасом и восторгом читал готовые части Реквиема. На его глазах рождалось гениальное произведение, убивавшее своего творца. Амадеус все время твердил о Черном человеке, заказчике, который придет за ним и своим заказом. Он словно был одной ногой уже там. Видел нечто, недоступное взору Сальери. Взору живого, здорового человека.
…Последний лист выпал из рук. Человек лежавший в постели, облегченно вздохнул. Жизнь сочилась каплями из него. Внезапно свечи испуганно мигнули. Он почувствовал, как холод начинает охватывать тело. С трудом открыл глаза. Всадник сидел в том же кресле, что и в первую ночь их встречи. Серебряный череп, украшавший рукоять меча, выглядывал из-под полы плаща. Череп подмигнул Моцарту.
– Браво Маэстро. – прозвучало из-под низко опущенного капюшона.
– Ты пришел за мной? – голос умиравшего, едва был слышен.
– Да.
– А Реквием? Заберешь его?
– Зачем? Достаточно того, что он написан.
Партитура останется людям. А я получил Музыку.
– Которая убила меня.
– Ты создал шедевр. Остальное неважно.
Всадник встал и приблизился к постели. Он протянул руку и коснулся лба умиравшего гения.
– Спи. Твой путь здесь завершен.
Они сидели в Баре. Легат Всадников, Бармен и Амадеус. Аста принесла им кубки с «молотом» и вернулась к стойке. Ещё несколько старших Всадников с розами – Избранные, сидели поодаль за столиками. В Баре исполнялся Реквием земного композитора Моцарта.
– Гениально, – вздохнул Бармен, – неужели нельзя было оставить его в живых?
– Видишь ли, я долго ждал, – отозвался Легат, – ты ведь знаешь, сроки отмеряем не мы. Но написать такое может не каждый. Нужно было, чтобы совпали важные компоненты: гений, катастрофа и канун его смерти. Я всего лишь подтолкнул его.
– К чему? – отозвался Бармен, – к могиле?
– К музыке. Ведь он мог не написать. Или не успеть завершить.
– Самое странное, – осторожно вмешался Моцарт, – ты вселил в меня ужас и одновременно подал надежду.
– Надежду? – Синие огоньки мигнули под капюшоном, – обычно я отнимаю надежду.
– Когда ты ушел, то сначала я впал в отчаяние. Ужас овладел мной, но вдруг, когда уже работал – меня озарило! Если есть ты, который мог посетить меня, значит там есть жизнь. Спасение. А тогда, человек может надеяться. Надеяться на милость Господа.
– Да, – вмешался Бармен, – в твоем Реквиеме есть и страх и надежда. Только отчаяния нет. Ты гений – Моцарт.
– Сальери тоже мне это сказал, – грустно ответил Амадеус.