Бараний поход
Шрифт:
К дому Люба добралась к утру. Шла весь вечер и всю ночь, лишь брала по очереди на руки, то одного своего воина, то другого.
Вот и дом, и бабушка хромает навстречу, упираясь клюкой.
— Батюшки-светы, да что же это с вами?
— Умучили Ваню поганые. Ну да это не беда, главное, дело управили.
— Мальчишки, живо за стол. У меня там полная миска овсяного киселя. Жаль молочка нет.
— Молока у меня целое стадо. Погодь, надою, сколько
— Потом. Пока поешьте постненького и пойдём Ваню на ноги ставить.
Накидки, некогда белые, успели прикипеть к ранам, но Василиса живой рукой отмочила их и тихо охнула:
— Да что ж они натворили, дурни стоеросовые? Помереть старухе толком не дадут. Тебе, Любка, сегодня голодной сидеть, киселём будем Ване спину мазать. А потом в рощу пойдём, нащиплем сорочьего щавеля. Отпоим и на больное место наложим. С таким лечением Ваня быстро на ноги встанет.
Строго оглядела сгрудившихся правнуков.
— А вы куда собрались? Живо спати на полати! Небось, в степи выспаться не удалось.
— Мы в рощу за щавелем, — хором ответили мальчишки.
— Ох, семя бестолковое! Да вы конский щавель от сорочьего не отличите. А то и вовсе кислики нахватаете.
— Ничего, ты нам покажешь. А кислику отдельно брать будем, на щи.
— Вот так, всюду бабушка. Я в могилу собралась, смертное из сундука достала. А вместо могилы — в рощу за щавелем.
Через день Иван, которому ордынские лекари обещали скорую смерть, уже ковылял по избе. А потом уселся на рыжего коня и отправился на ярмарку, в Россию, как говорили в приграничных деревнях. Дорогущего скакового жеребца продал и купил Буланку, конягу смирного, зато приученного ко всякой сельской работе. Ещё и телегу прикупил, благо что денег хватило. Возвращался радостный, а дома тем временем вспомнили о войне.
Вновь тревогу поднял старый баран. Чем-то он напоминал прабабушку Василису, лежал себе в загончике, жевал травку, которую рвали для него близнецы, и разве что смертное не готовил, но тут вскочил, как ошпаренный, протрубил по-своему, по бараньи, тревогу и помчал в поле.
Люба сходу поняла, в чём дело, кинулась следом. В проулке у стены сложен был горбыль, осеки править. Там Люба ухватила здоровенную треску и в самую пору успела догнать барана, вскочить на него и направиться на врага.
Конечно, то была не вся орда, а небольшой отряд, отправленный на разведку. И они были готовы к встрече с безумной всадницей.
— Ступайте назад! — крикнула Люба. — Здесь вам больше пути нет!
Всадники вскинули луки. Они не собирались идти на верную смерть
Вот уж чем нельзя было напугать всадников, так это видом смерча. Не сосчитать, сколько раз они проходили этим путём, отправляясь в набег или возвращаясь с добычей. Но на этот раз всё получилось не так. Плоская харя каменный бабы исказилась, словно ей попала в глаз длинная сосновая заноза.
Люба вывалилась из клубящейся тьмы. Треска оказалась мелко расщеплена и пылала смоляным факелом. Баран кричал, как плачут дети, и упал, не удержавшись на ногах. А вот всадников, что напали на неё, нигде не было видно. Если бы Люба могла смотреть сквозь непроницаемый мрак, она бы увидела, что с ордынской стороны вываливаются избитые и изломанные кони и люди. Кое-кто был жив, но таких было немного. Краткий путь из Орды на Русь закрылся.
Люба отбросила в сторону изломанную треску, с трудом подняла на руки барана.
— Пошли, родименький, домой. Прогнали супостатов.
Неясная тень качнулась вдалеке. Люба всмотрелась и без сил опустилась на землю. Ваня едет, торопится на помощь, нахлёстывает буланую лошадку.
Куда торопиться? Мы с Бяшей уже всё уладили.
Бяшу уложили на телегу и тихонько двинулись к дому. Страшный вихрь опал, от ордынской громады не осталось ни малейшего следа.
Августовские ночи темны, а звёзды огромны, каждая с кулак величиной. Дом, стоящий на отшибе у деревни, тонет в темноте, лишь лампадка чуть брезжит в красном углу. Трое богатырей, сбившись в кучу, спят на полатях. Бабушка забралась на печку, греет старые кости.
Широкая семейная лавка — пуста. Август месяц на дворе, какой смысл в избе ночевать? А что заморозки в августе случаются, то тем, кто, обнявшись лежит, холодно не бывает.
— Люба, моя, Любушка…
— Ванюша, милый, ну что ты такой ненасытный.
— Дочку ты мне обещала, красавицу, чтобы конопушки от уха до уха.
— Будет тебе дочка, Дашенька или Анюта… — Люба потаённо засмеялась и тихо сказала: — А вдруг опять тройня будет? Разом три девчонки…
— Ну и пусть, — согласился Иван. — Вот и ладно. Девочки родятся к миру.