Барби. Часть 1

Соловьев Константин Анатольевич

Когда-то давно, два года назад, она и сама чуть было не испробовала на своей шкуре чудодейственную «ведьмину мазь». Пятеро школярок из Шабаша раздобыли украдкой нужные ингредиенты и глубокой ночью, таясь от старших, приготовили их на потайном огне, разожжённом в руинах Пьяного Замка.

Поступок, рожденный не любопытством, но отчаянием. Эти сопливые пигалицы были настолько сломлены, что не рассчитывали дожить до конца своего первого года в Броккенбурге. Неустанная травля со стороны старших, грызня в Шабаше, напоминающая бесконечную войну крыс в подполе, жестокие наказания и изматывающие занятия быстро вытравливают розовые надежды и детские мечты. Шабаш легко сжирает всех тех, кто оказался недостаточно

силен духом, недостаточно жесток и силен, чтобы прожить этот первый, самый сложный, год.

Никчемная авантюра. Сейчас забавно вспоминать, что она сама едва не поучаствовала в ней. Не потому, что относилась к числу таких же забитых беспомощных созданий, как они сами. Пусть через полгода после начала обучения она еще не была той Барбароссой, с которой вынуждены были считаться прочие, пусть она носила другое имя, куда более дрянное, данное ей в насмешку, определенная репутация у нее была уже тогда. Репутация, завоеванная не только крепкими кулаками, высаживающими зубы из чужих челюстей как семечки из созревших подсолнухов, но и звериным норовом, с которого она научилась снимать узду.

Скорее, это была их плата ей, Барбароссе, за некоторые услуги, оказанные с ее стороны. Кое-кого из этих несчастных она в свое время спасла от неприятной участи — и они решили расплатиться с ней, предложив в качестве оплаты свою долю «хексензальбе», чудодейственной ведьминской мази.

И ведь она всерьез раздумывала об этом! Крепкие кулаки — это хорошо, но одними только кулаками, как и самодельным ножом, спрятанным в башмаке, не протянуть все пять лет в Броккенбурге. Даже самый ничтожный демон из числа адского сонма обладает силой, достаточной чтобы превратить человеческое тело в парящий на ветру пепел, что уж говорить о прочих энергиях ада, с которыми их учили управляться? О яростной грызне в Шабаше, которая с течением времени никуда не исчезает, превращаясь в не менее яростную поножовщину между ковенами? О плотоядных круппелях, многие из которых никогда не прочь отведать сладкого человеческого мяса или сшить из мягкой человеческой кожи симпатичный половичок? О тысячах прочих опасностей и ловушек, которыми Броккенбург на протяжении многих веков изводит излишне самоуверенных и беспечных девиц, маня их патентом «мейстерин хексы»?..

Стыдно признать, она чуть было не дала согласие. Заколебалась. Ведьмина мазь обещала то, чего так отчаянно не хватало ей на первых порах в Броккенбурге. Она обещала силу. А сил отчаянно не доставало. Так отчаянно, что иногда, хлюпая кровавыми пузырями, пытаясь втянуть воздух сквозь боль в переломанных ребрах, рыча от бессилия, катаясь по перепачканному нечистотами полу, она готова была скормить половину своего тела адским владыкам, лишь бы те дали ей сил пережить все то, что творилось с ней в Броккенбурге. Не рехнуться умом, не свести счеты с жизнью, не быть раздавленной или сожранной прочими несчастными, с которыми она оказалась в одной стае, именуемой Шабашем.

Правду говорят, первый круг в университете сродни мельничному жернову. Или раздавит, истерев в костную муку, как истер тысячи самонадеянных сучек за минувшие века, или пощадит — если ты сама окажешься достаточно ловкой, уверенной в себе и верткой сучкой с острыми зубами.

Она сумела, но сил подчас оставалось так мало, что невозможно было поверить в то, что ей удастся пережить следующий день. Если начистоту, иногда она сомневалась и в том, что дотянет до заката.

В ее родном Кверфурте порядки тоже были не сахарные. Приходилось и кровавые сопли подбирать и самой руки марать. Да что там, если живешь в Кверфурте, скорее всего дубинка и кистень тебе сызмальства будут привычнее, чем тряпичные куклы и горшки, даже если адские силы наделили тебя при рождении дыркой между ног! Дрянной мелкий

городишко, каких множество в округе, это тебе не Магдебург с его театрами и операми, не столичный Дрезден, тут развлечения сыздавна ходили самые простые…

Квартал каменщиков на протяжении сорока лет воевал с кварталом углежогов из-за границ, иногда эти стычки вырывались за пределы трактиров и превращались в настоящие побоища, и добро, если обходилось без воткнутых в брюхо вил или размозженных цепами голов. Пьяные драки были в Кверфурте доброй традицией, такой, что подчас охватывали половину города — и лавки еще по меньшей мере неделю зияли выбитыми окнами и подпалинами. О нет, она, Барбаросса, никогда не считала себя паинькой. Она участвовала в драках наравне с братьями, а некоторых из них и сама отделывала на славу, благо кулаки ей от природы достались самые что ни на есть подходящие — не очень большие, но тяжелые, как свинцовые кистени. Приходилось сходиться в жестоких уличных драках с мальчишками-сверстниками, норовящими задрать юбку и уволочь в подворотню, и успокаивать папашу-углежога, когда тот, в очередной раз перебрав, начинал крушить дом кочергой, не разбирая ничего вокруг. Приходилось вправлять сломанные кости и питаться одной только жидкой похлебкой, ожидая, когда разбитые вдрызг губы хоть немного подживут. Однажды она при помощи щетки для поташа угомонила четырех пьяных подмастерьев, переломав им всем кости, и, черт возьми, это была славная битва, несмотря на то, что неделю после нее она сама лежала пластом с отшибленным брюхом и придатками.

Если бы она знала, каково ей придется в Броккенбурге…

[1] Саломон Оппенхейм (1772–1828) — немецкий банкир и финансист еврейского происхождения.

[2] Рейнским монетным союзом в качестве единой монеты был принят т. н. рейнский гульден, однако при этом многие сеньоры имели право на чеканку своей собственной монеты. Так, «яблочным» гульденом принято было именовать монету императора Сигизмунда I-го, чеканившуюся на его собственных монетных дворах во Франкфурте и других городах.

[3] Баббит — сплав из олова, свинца, меди и сурьмы,

[4] Годендаг — ударно-колющее древковое оружие, представляющее собой массивную дубину, окованную железом и имеющую длинный шип на конце.

[5] Югендстиль — принятое наименование для стиля «Немецкий модерн», получившего распространение на рубеже XIX–XX веков.

[6] Рейхсгульденер (имперский гульдинер) — серебряная монета весом в 24–30 гр., введенная в XVI-м веке как эквивалент золотого гульдена.

[7] Фахверк — каркасная «ящичная» конструкция домов, типичная для Западной Европы и германской архитектуры, отличающаяся большим количеством каркасных стоек, балок и раскосов.

[8] Трунцал — вид канители (шитья из золотой либо серебряной нити), получаемый благодаря резкому преломлению, один из самых сложных видов шитья.

[9] Муар — плотная шелковая ткань с тисненым узором. Антик — разновидность муаровой ткани с крупными разводами.

[10] Финансовые термины: индоссант — передаточная надпись на векселе; аллонж — добавочный лист на векселе; тратта — письменный приказ векселедателя плательщику (трассату) об уплате определенной денежной суммы векселедержателю.

[11] «Скромница», «шалунья», «секретница» — кокетливые названия для нижних юбок конца XVII века.

[12] Кристоф Айхгорн (1957) — немецкий театральный и кино- актер.

[13] Здесь: примерно 810 м.

[14] Битва при Мингольсхайме (1622) — одно из сражений Тридцатилетней войны.

[15] Алхимические вещества. Кадмия — предположительно, оксид цинка. Глаубертова соль — сульфат натрия, сернокислый натрий, полученная Йоханом Рудольфом Глаубером в 1625-м году.

[16] Остерландский диалект — один из саксонских диалектов немецкого языка.