Барби. Часть 1
Шрифт:
— Я покупаю, — быстро сказала она, — Вон того мелкого выблядка, второго слева, без глаза. Или нет. Справа от него, сухорукого. Как думаешь, Котти? А может, не его, а того, со вздутым животом? Он ведь не лопнет по дороге, а?..
Хозяин со вздохом покачал головой.
— Я уже сказал вам, сударыни, что ничем не могу вам помочь. Эти гомункулы не продаются.
Медные литавры беспомощно задребезжали, точно расколотые пулей пластины кирасы. Человекоподобные карлики из банок равнодушно взирали на Барбароссу своими кукольными глазами.
—
— Я сказал, что цена каждому — два талера, — спокойно подтвердил хозяин, пряча изувеченную руку за ремень, — Но эти уже обрели своего хозяина и он был столь предупредителен, что уже внес задаток. Нынче вечером я отправлю их по новому месту жительства.
— Но… — Барбаросса растерянно мазнула взглядом по шеренге банок, — Их здесь целая дюжина!
— Четырнадцать голов, если позволите.
— Четырнадцать! Дьявол, вы что, хотите сказать, он купил их всех?
— Совершенно верно, сударыня.
— На кой хер ему четырнадцать гомункулов? — Барбаросса сбросила с плеча ладонь Котейшества, мягко пытающуюся приглушить ее злость, — Он что, хозяин какой-нибудь мануфактуры, где работают гомункулы? Может, коллекционер?
— Нет. Насколько мне известно, он отставной военный.
— Так что, он играет ими в солдатики? Наряжает в кирасы из фольги, садит на дрессированных крыс и разыгрывает битву при Мингольсхайме[14]? Бомбардирует из мортир грецкими орехами?
— Не могу знать, — холодно отозвался хозяин лавки, — К тому же, это не моего ума дело. Господин фон Лееб имеет полное право приобретать столько гомункулов, сколько сочтет необходимым, я всего лишь поставщик. Если желаете, можете наведаться в следующий вторник, я получу полдюжины новых из Йонсдорфа и…
— Мне не нужны гомункулы в следующий вторник! — рявкнула ему в лицо Барбаросса, — Мне они нужны сейчас!
Искалеченная посеревшая рука хозяина лавки уцепилась за ремень и повисла, точно мертвый паук. А взгляд сделался холодным и неприязненным.
— Буду рад предложить вам свои услуги в другой раз, сударыни.
Пальцы правой руки, нырнувшие в потайной карман, прикипели к полированной поверхности «Скромницы». Вцепились, точно голодный сом в наживку. Промеж глаз, решила Барбаросса, ощущая как по телу разливается колючее остервенение. Промеж глаз, чтоб обмяк, потом ближайшую банку в руки, свистнуть Котти — и бежать, бежать нахер…
Невесомая ладонь Котейшества вновь коснулась ее плеча. Уже не так осторожно, как прежде, настойчиво и требовательно. Побарабанила пальцами по ткани, привлекая к себе внимание. Лишь глянув на нее, Барбаросса увидела то, что стоило увидеть куда как раньше — парочку стражников, устроившихся на противоположной стороне улицы с дымящимися трубками в руках. Может, они даже и сообразить ничего не успеют. Может, на полках их пистолетов нет пороха, как болтают про стражу в Эйзенкрейсе. Может, они и не побегут вовсе…
Она позволила
— В Эйзенкрейсе нам ничего не сыскать, — пробормотала она, — Мы потратили битый час, бегая от одной лавки к другой, но не нашли ровным счетом ни хрена. И это начинает меня чертовски беспокоить.
— И не найдем, — потухшим голосом ответила ей Котейшество, — Гомункулы — дорогой товар. А если мы притащим профессору Бурдюку какую-нибудь полудохлую амебу…
Он точно смешает нас с пеплом, подумала Барбаросса. И ни одна душа во всем Броккенбурге не заступится за нас.
— Не вешай нос, — Барбаросса подмигнула ей, — Может, наши кошели и висят как гульфик у оскопленного, Брокк все еще умеет быть щедрым стариканом. Дай мне немного времени, сестренка, и я что-нибудь раздобуду, вот увидишь.
Котейшество подняла на нее взгляд.
— Что ты имеешь в виду?
Барбаросса крутанула предплечьем, изобразив в воздухе круг воображаемым кистенем.
— В этом городе все еще до черта шлюх, бретеров и никчемных миннезингеров. А еще здесь всегда хватает темных улиц и переулков, а также беспечных гуляк. Поверь, я помню их лучше, чем многие демонические печати. Придется подождать до ночи, но…
Котейшество вздрогнула.
— Нет.
— К утру у меня будет по меньшей мере талер, вот увидишь. Мы купим того золотоволосого красавчика в хрустальной банке и…
— К утру профессор Бурдюк будет в университете. А лавки закрываются на ночь. Сколько бы денег ты ни заработала своим кистенем, Барби, нас они не спасут.
Барбаросса клацнула зубами, едва не прикусив язык.
Сучья дырявая башка. Про время-то она и забыла. Неудивительно, что как ведьма она не полезнее куска сухого коровьего навоза — вечно забывает про самое важное.
— Можно пощипать Шабаш, — предположила она, но без особой уверенности, — Я знаю одну сучку со второго круга, которая еще не вступила ни в какой ковен. Рядится под голодранку, но я видела у нее золотой перстень под тряпьем. Думаю, если приставить ей нож к горлу, она не будет долго сомневаться, кому его отдать. Заложим его в Гугенотском квартале и…
— Нет, — Котейшество на миг прикрыла глаза, а когда открыла, радужка их заметно потемнела. Не гречишный мед, подумалось Барбароссе, что-то другое. Неясное, но отдающее ведьминским варевом, — Мы не будем заниматься разбоем, Барби.
— Если мы не притащим уродца в банке в университет до рассвета…
— В Эйзенкрейсе нам ничего не найти. Но есть и другой способ.
— Да?
Котейшество вздохнула. Выдох, вырвавшийся из ее побледневших губ, до лица Барбароссы долетел лишь слабым прохладным сквознячком — точно невидимый демон проказливо махнул хвостиком, пролетев между ними.