Барби. Часть 1
Шрифт:
Барбаросса не собиралась повторять ее ошибок.
Приникнув к двери, она не стала сразу прикасаться к стальной пластине замка, лишь щелкнула по нему ногтем. И почти тотчас ощутила, как за тонкой сталью заворочался крохотный клубок чар, распуская во все стороны тончайшие, состоящие из полупрозрачной меоноплазмы, щупальца.
В глубине души она ожидала подвоха. Назвав имя демона, Бригелла сама сунула ей ключ, отпирающий эту прелестную шкатулочку, но что, если ключ этот был миниатюрной бомбой, вложенной ей в руки?..
Дверной демон — не самое опасное из адских созданий, там, в Геене Огненной, его родном
Например превратить ее руки в огромные рачьи клешни. Или связать их узлом друг с другом, сделав кости мягкими и податливыми, как горячая карамель. А может, просто развеять их невесомым пеплом или…
Заткнись, зассыха, приказала себе Барбаросса. Иначе истечешь соплями, так и не взявшись за дело…
Осторожно прикоснувшись пальцами к полированной дверной пластине, Барбаросса улыбнулась. Несмотря на все усилия Панди она так и не научилась разбираться в замках, однако этот — она отчетливо чувствовала — не таил в себе ни хитростей, ни секретов. Он был рассчитан на обычного взломщика, вооруженного отмычками, а не на ведьму.
— Upphaf vinnu, — произнесла она шепотом, вдувая эти слова в замочную скважину, — Лемигастусомиэль!
Демон взбрыкнул было, ощутив магическую ауру чужого, незнакомого ей существа, отличную от ауры хозяина дома, но почти тотчас обмяк, услышав в ее устах собственное имя. А следом за ним едва не обмякла от облегчения и Барбаросса. Ключик оказался без ловушки, как она опасалась, без хитрости, он легко вошел в невидимую замочную скважину.
— Taktu ?vi rolega, — приказала она, — Laekka?u vi?vorunarstigi? ni?ur i eitt.
Она терпеть не могла демонический язык. Говорить на нем — что пить расплавленный свинец, только свинец этот не вливается тебе в глотку, а выплескивается из нее. Мучительное, тягостное ощущение. Достаточно ошибиться на полутон в интонации, исказить сорвавшимся дыханием один-единственный звук, и произнесенные тобой слова станут тебе же смертным приговором. Несмотря на то, что Гоэцию, тайное искусство управления демонами, они начали изучать лишь на третьем круге, полгода назад, у нее было чертовски много возможностей убедиться в том, как щепетильно Ад относится к подобным небрежностям.
Одна соплячка запнулась, произнося несложную формулу инициации, запнулась лишь едва-едва, но во рту ее в то же мгновенье точно взорвалась праздничная шутиха, разорвав щеки, точно старую ветошь, и хлынув наружу водопадами багряных искр. Осталась жива, кажется, но нижняя половина ее лица навек превратилась в подобие запеченной до углей картофелины. Жалкая участь, отныне ей не суждено стать ни ведьмой, ни женой. Другая — кажется, ее звали Жабкой — случайно кашлянула, не окончив слова. Должно быть, что-то попало в горло, на миг перебив дыхание. Участь ее была легче, но лишь немногим. Ее горло превратилось в стеклянную трубку вроде тех, что торчат из алхимических реторт, зубы сделались вплавленными в челюсти осколками кварца, а язык — в длинный извивающийся ящеричный хвост.
Адские владыки не терпят небрежности — в ней они видят неуважение, а это худший из всех возможных
Барбаросса не единожды сжигала себе глотку словами демонического языка, пока Котейшество терпеливо обучала ее тонкостям этого искусства, добиваясь идеального произношения. Демонический язык надо осторожно выдыхать из себя, как отравленный дым. Мягкими аккуратными толчками, при этом язык должен двигаться чутко и легко, как палочка дирижёра…
Демон внутри замка дернулся, отпрянув на миг. Он ощущал чужое прикосновение, не похожее на прикосновение хозяина, и силился выполнить свой долг, как и положено верному вассалу. Полыхнуть огненной вспышкой, выжигая пришельцу глаза, оповестить хозяина, поднять тревогу… Наивный малыш. Ему никогда не приходилось сталкиваться с ведьмой.
Поглаживая ладонями полированную пластину замка, Барбаросса видела его метания, как видела и сложно устроенную геометрию его невидимого тела, похожего на какое-то доисторическое насекомое — крохотные лапки трепетали, впившись в дерево и металл, крохотные щупальца метались из стороны в сторону.
Не противник. Тщедушная мелочь, с которой она совладала бы даже будучи мертвецки пьяной.
— Лемигастусомиэль! Bu?u til nyjan profil, — этим словам и словосочетаниям она выучилась на не занятиях в университете, а у Панди, наблюдая за ее кропотливой работой. Смысл некоторых слов она сама едва улавливала, но безошибочно знала, в каком порядке их следует произносить, — Лемигастусомиэль! Frumstillir nyja innskraningu. Sta?a — fjolskylduvinur, go?ur gestur.
Демон покорился. Да и не мог не покориться. Человек, обладающий его именем, обладал и властью над ним, ничтожным узником дверного замка. Досадно, что этот трюк, отменно работающий с мелкими адскими тварями, бессилен против их владетелей и сеньоров, подумала Барбаросса, с удовольствием ощущая, как дрожащие лапки Лемигастусомиэля цепляются за прорези в засове, медленно сдвигая его дюйм за дюймом.
Существо хоть сколько-нибудь сильное по меркам адского царства, способно скрутить в бараний рог самонадеянного заклинателя, вооруженного даже гроздью нужных имен, превратив его тело в полыхающие руины, а душу в безумный мятущийся дух. С сильными надо договариваться. Уговаривать их, унижаясь или обещая щедрые подношения, упрашивать, искать слабости и исполнять желания. Иногда — поить кровью и прочими жидкостями, которые им по вкусу.
Со слабыми проще. Слабых просто давят ногой.
— Opi?. ?ogn. Haf?u hljo?.
Демон покорно щелкнул замком, отпирая дверь. Барбаросса могла бы уничтожить его одним щелчком пальцев. Она так и сделает — на обратном пути. Может, демоны, обитающие в дверных замках, слабы и неразумны, но иногда у этих мерзавцев отменная память. Ей не нужно, чтобы он сохранил воспоминания об ее визите. Чтобы потом какой-нибудь демонолог, посланный городским магистратом расследовать дерзкую кражу, выудил слепок ее ауры из сознания Лемигастосомиэля, жалкого служителя входной двери.
Она просто уничтожит его, когда будет уходить. Расплавит, отдав череду столь сложных противоречивых команд, что его жалкие куцые мозги не смогу ее переварить.