Бардин
Шрифт:
Делегацию енакиевских металлургов принял ответственный работник правительства Ларин. Он внимательно выслушал ходоков и подписал распоряжение комиссару, ведающему государственным банком, выдать заводу деньги, необходимые для расплаты с рабочими и организации дальнейшей работы. В обратный путь их сопровождали красноармейцы. Ехали в отдельной теплушке.
Казалось, дела поворачиваются к лучшему. Но в Енакиеве они увидели еще более грустную картину, чем до своего отъезда. Среди рабочих разнесся слух о том, что в деревнях делят землю, — если вовремя не приедешь, останешься без надела. Можно
В короткий срок численность заводских рабочих сократилась втрое. В шахтах почти не добывали уголь. Дезорганизовывали работу и банды, появившиеся в эти тяжелые дни в Донбассе. Бардин рассказывает в своих воспоминаниях, как однажды в его кабинете раздался резкий звонок.
— Ты хозяин завода?
— Не хозяин, а главный инженер.
— А мне на…! Моим хлопцам нужны лошади, мука и деньги.
Хриплый голос назвал количество требуемого и приказал:
— Через пятнадцать минут все это доставить к разъезду. В случае невыполнения, — он еще раз грязно выругался, — расстреляю тебя и твой завод!
— Черт знает что! — Иван Павлович бросил телефонную трубку. — Ничего себе, расстреляю завод.
Через полчаса по заводу был открыт артиллерийский огонь, к счастью не причинивший особого вреда. Обстрел продолжался около 10 минут, затем атаман убрался из города.
А потом пришла еще большая беда, и не на один день. Енакиево оккупировали немцы. Вооруженные с ног до головы, они промаршировали по заводскому поселку. Тут же, за солдатами, на завод прибыли немецкие инженеры; среди них Бардин без труда узнал тех, кто работал в царской России.
Немцы интересовались только одним — готовой продукцией завода, чтобы немедленно начать ее вывоз в Германию. Как платить рабочим, как провести необходимые работы по ремонту и восстановлению отдельных участков завода — это, конечно, оккупантов не интересовало.
А вскоре на Украине появился бывший бухгалтер завода как доверенное лицо старых хозяев. Он встретился в Харькове с Бардиным и предъявил постановление «украинского правительства»: завод возвращается «законным владельцам».
Главный инженер рассказал представителю «хозяев» об очень тяжелом положении завода — нет денег, рабочие голодают; если не будет помощи, производство будет остановлено, — но тот коротко ответил: «Потье приказал не давать ни копейки!» й пригрозил: «Добывайте деньги сами, покуда хозяин не приедет наводить порядок!»
Когда Иван Павлович вернулся домой, завод уже не работал. Рабочие волновались. Где взять деньги? Помощь пришла от… Советского правительства. Инициаторами были сами рабочие. Никого не спрашивая, они выбрали ходоков и отправили их в Москву, через фронт.
«Каковы же были наши радость и удивление, — писал И. П. Бардин, — когда через месяц делегаты приехали на завод и привезли с собой одиннадцать миллионов рублей!
С величайшим риском для жизни и неимоверными трудностями делегаты пробрались обратно через фронт и сохранили все деньги до одной копейки…
А нам,
А жизнь не радовала. Все познается в сравнении. Эта древняя истина еще раз подтвердилась, когда после немцев и австрийцев в город пришли марковцы. Они хватали людей по любым доносам. «Суд был скорый и неправый, — вспоминал Иван Павлович. — Приведу один эпизод. Однажды вечером, часов около девяти, в мою квартиру постучали. Я открыл дверь. У порога стояли плачущие мальчик и девочка лет десяти., «Нашего папу сейчас будут вешать», — сквозь слезы выкрикнули они. Спрашиваю — кто их родители. Оказалось, что мальчик — сын десятника по шлаку Тихона Пшеничного, девочка — дочь старшей» газовщика Шилько.
Быстро одевшись, я направился в комендатуру Марковского полка. Она находилась поблизости. Меня с трудом пропустили. Поднявшись на второй этаж, я увидел командира полка.
Представившись ему, стал рассказывать о происшедшем, пытаясь узнать причины ареста рабочих, которых охарактеризовал с самой лучшей стороны.
Командир ответил, что рабочие арестованы за ограбление швейцарского подданного, мастера брикетной фабрики Таннера, который якобы опознал их.
Я начал убеждать командира, что этого не может быть, тем более что ограбление произошло полгода назад и что сыновья Таннера могут подтвердить свойственную старику забывчивость.
Командир обещал разобраться, и я был уверен в благоприятном исходе.
Каково же было мое удивление и негодование, когда, выходя из дома комендатуры, я услышал страшный крик… У меня не хватило сил смотреть на происходившее. Это была жуткая картина!
А утром я увидел, как мимо моего дома на дрогах, сопровождаемых женщинами и детьми, провезли два трупа».
Рассказывая об этом мне уже много лет спустя, Иван Павлович, очень спокойный, выдержанный человек, волновался, словно тут в чем-то была его вина…
Части Красной Армии освободили Енакиево в конце 1919 года. На следующий же день, как в городе установилась Советская власть, Бардина вызвали в ревком.
«В этом маленьком городке меня все знали и все на меня смотрели как на обреченного — ведь я был сначала у красных, затем у белых, затем опять у красных. Не скрою, я рисовал себе невеселые картины». Председатель ревкома, рабочий рельсопрокатки Рыжов, в довольно резкой форме предложил «господину главному инженеру» объяснить, почему он остался с белыми и на них работал.
Бардин ответил, что считал своей главной задачей сохранить завод и рабочий коллектив. Эту задачу он, полагает, выполнил. Завод может продолжать работать.
— А скажите, Иван Павлович, — вспоминает этот малоприятный разговор Бардин в своей книге «Жизнь инженера», — как относятся заводские инженеры к нашей рабочей власти?
Главный инженер ответил, что всех инженеров валить в одну кучу не следует. Есть, конечно, среди них такие, которые не очень расположены к большевикам, но в большинстве — это, пожалуй, люди аполитичные, которым все равно, с кем работать. Кроме того, люди растеряны и не знают, как к ним отнесутся большевики.