Бардин
Шрифт:
Как ни ненавидели господа капиталисты большевизм, но деньги не пахнут. К тому же в капиталистическом мире разразился жесточайший экономический кризис, и многим бизнесменам было уже совсем не до «высоких» политических соображений. Главное для них теперь заключалось в том, чтобы выжить в этом кризисе, в условиях жесточайшей конкурентной борьбы.
Ивану Павловичу еще при работе на заводе имени Дзержинского приходилось сталкиваться с иностранными консультантами и с проектами зарубежных фирм. Как-то на завод приехала комиссия экспертов одного из американских акционерных обществ, которая предложила Советскому правительству взять в концессию некоторые заводы Юга. Во главе ее были два известных иностранных инженера,
«Припоминаю несколько фраз, брошенных Эстепом во время осмотра цехов. Когда мы были в мартеновском цехе и он увидел быструю работу завалочной машины, где один человек управлял всеми четырьмя ее движениями, он воскликнул: «Странно! Как это у вас один рабочий может выполнять такую работу? В Индии для этого используют двух или трех человек!»
Когда же я показал в действии проволочный стан — нашу красу и гордость и Эстеп увидел слаженную и быструю работу вальцовщиков чистовой линии — восторгам его не было конца.
«Это восхитительно, это потрясающе!» — восклицал он, не в состоянии оторвать глаз от ошеломившего его зрелища. Действительно, здесь рабочие делали все возможное для достижения максимальной быстроты и слаженности своих движений».
Приезжал и другой иностранный консультант — тихий старичок немец. Он должен был помочь при проектировании и реконструкции наших металлургических заводов. Его непосредственной специальностью была механизация доменного производства. Специалист чисто немецкого, как тогда говорили, направления, он настойчиво рекомендовал применять малую механизацию, в частности, скреперы и небольшие экскаваторы для загрузки печи. Иван Павлович был, кажется, единственным на металлургических заводах Юга, который не согласился с этим консультантом. Бардин справедливо считал, что предложения немца дают больше внешний эффект. Правда, они позволяют несколько облегчить тяжелый труд и уменьшить число рабочих, но никак не решают эту проблему окончательно.
К сожалению, советы немецкого консультанта возымели тогда свое действие, и заводы Юга, кроме завода имени Дзержинского, стали внедрять малую механизацию.
Так было и в других вопросах реконструкции и проектирования заводов. Сторонники так называемой немецкой ориентации проповедовали не только малую механизацию, но и считали, что объемы печей невыгодно делать большими. А Иван Павлович был яростным противником таких взглядов. Он воевал за металлургические предприятия широкого размаха, с большой комплексной механизацией, с большим объемом домен и мартенов, с мощными прокатными станами. И всю реконструкцию завода имени Дзержинского стремился проводить в этом направлении.
Однако все это ему далеко не всегда удавалось сделать. Весьма характерен в этом отношении пример с предложенной им в 1928 году реконструкцией мартеновских печей на Дзержинке. Этот проект обсуждался в Югостали целой выездной сессией Государственного института по проектированию металлургических заводов (Гипромеза). Однако ни инженеры института, ни даже такие специалисты, как Грум-Гржимайло, не могли понять, зачем Иван Павлович настаивает на увеличении садки мартеновских печей до 100 и более тонн. Они твердо были уверены, что емкость ванн мартенов не должна превышать 50–75 тонн.
А Бардин хорошо помнил и стремился осуществить на практике заветы своих учителей, в том числе и знаменитого доменщика Курако. Сказывался также его американский опыт и то, что он внимательно следил за достижениями отечественной и зарубежной техники.
При общении с иностранными консультантами он стремился узнать что-то новое, чтобы тут же осмыслить, освоить, применить в работе. Так, ему пришлось рассматривать
Развитие советской металлургии должно идти по пути создания крупных заводов, оснащенных новейшей высокопроизводительной техникой, — таково было непоколебимое мнение И. П. Бардина, когда он дал согласие на техническое руководство Кузнецкстроем.
Надо сказать, что практический багаж Бардина был к тому времени довольно солидным. Достаточно вспомнить хотя бы его последние годы работы на Дзержинке. Почти за пять лет завод под его техническим руководством достиг довоенной производительности и превысил ее. Заново были построены две доменные печи, а остальные реконструированы. Впервые в Советской стране были сооружены два очень мощных по тому времени мартена — с садкой в 100–150 тонн, пущены все прокатные цехи, построена новая железнодорожная ветка, начато строительство батареи коксовых печей и других объектов. Но самым главным своим достижением Иван Павлович считал разработку генерального плана реконструкции завода на большую производительность и полную механизацию всех процессов.
Да, с таким опытом он уверенно мог взять на себя ответственность за сооружение одного из самых больших в стране (да и в мире) металлургических заводов.
А ответственность и сложность задачи были огромны. Никто толком не знал, не представлял себе, каким должен быть этот гигант в далекой таежной глуши с суровым сибирским климатом.
Правда, на богатства этого края, на его возможности для строительства металлургического завода обратили внимание давно. Передовые русские инженеры еще до Октября вели разговоры о постройке металлургического завода в Сибири. Сам Бардин, работавший тогда в Енакиеве, принадлежал к той группе инженеров, которая хорошо понимала, в каком тупике находилась русская металлургия, видела, что один Юг уже не может питать металлом огромную страну. Нельзя было мириться и с отсталостью техники.
Но тогда только мечтали и строили догадки о возможностях Кузнецкого бассейна с его огромными запасами угля для металлургии.
В 1917 году Михаил Константинович Курако получил приглашение от одного акционерного общества запроектировать и построить в Кузбассе домны американского типа. Пригласив с собой нескольких инженеров, он отправился в Сибирь. Оттуда учитель писал Бардину восторженные письма, рассказывал о богатствах края, о его перспективах, об отличных коксующихся углях. Но жизнь Курако трагически оборвалась, он умер в 1920 году в Кузнецке от тифа. Инженеров его группы гражданская война разбросала в разные стороны, и изыскания по строительству завода прекратились.
Их возобновили в 1925 году. Тогда вновь заговорили о заводе. Возникла проблема Урало-Кузнецкого комбината, но проект металлургического гиганта рождался долго и трудно. При его создании, как и при решении других вопросов по металлургии, боролись два течения — сторонники немецкой и сторонники американской ориентаций.
Работа ведущей организации в этой области, Гипромеза, отличалась тогда, мягко говоря, большой осторожностью. На проектных решениях в большинстве случаев лежала печать хотя и устаревшей, но зато «надежной» практики старых заводов. «Она не подведет, — считали некоторые ведущие инженеры Гипромеза. — А новейшая техника? Кто ее знает, что она даст в наших условиях?»