Бардин
Шрифт:
Кроме того, ему как главному инженеру надо было постоянно держать в поле своего зрения ход проектных работ в Томске и Москве. А помощников не хватало. Щепочкин сам инициативы не проявлял, ждал распоряжений.
Наконец в Ленинграде, куда к тому времени прибыли американцы, был составлен протокол, предусматривающий, что годовая производительность завода будет 525 тысяч тонн металла.
За всеми этими заботами Иван Павлович даже забыл, что официально он еще не может руководить строительством. Только в конце апреля 1929 года пришел приказ Председателя ВСНХ СССР о назначении
Итак, ему доверено строительство огромного завода для родной страны по самому последнему слову техники! Не об этом ли мечтал он всю жизнь? И смел ли в старое время выходец из простонародья, рядовой русский инженер даже думать об этом? Теперь он отдаст весь свой опыт, все свои силы и знания, чтобы справиться со столь ответственным делом. Он чувствовал, знал, что справится.
А стройка должна была вскоре стать одной из самых крупных в мире, одной из важнейших в пятилетке. К ней были прикованы взоры всей страны. Следили и зарубежные «друзья». Коммунистическая партия и Советское правительство уделяли ей особое внимание. Как Днепрогэсу и Магнитострою. Вот что вспоминал об этом через несколько лет Бардин:
«Память прекрасно сохранила незабываемый вечер, когда перед отъездом в Кузнецк меня пригласил к себе Куйбышев. Мы были одни у него в кабинете. Валериан Владимирович подробно расспрашивал о Кузнецкой площадке, видал ли я ее, что она собой представляет, как, по-моему, должны, быть развернуты подготовительные работы.
— А проект Фрейна, как вы его находите?
Я ответил, что идея его, во всяком случае, правильна.
Куйбышев заинтересовался:
— Нельзя ли увеличить размер доменных печей?
Валериан Владимирович встал и продолжал говорить со мной, прохаживаясь вдоль огромного письменного стола. Часто он взглядывал на меня большими, по-детски чистыми, проникновенными глазами. И вдруг он обратился ко мне необыкновенно тепло, дружески:
— В Сибири теперь зима, Иван Павлович, холод, мороз трескучий. А хорошо! Я люблю сибирскую зиму! А вы не боитесь холода? Ведь вы, кажется, южанин. Но в общем сибирские морозы не так страшны, как их представляют себе непосвященные. Там очень интересные места, я их хорошо знаю…
Куйбышев немного помолчал.
— Сибирь, Сибирь! — продолжал он. — Первые русские цари превратили ее в каторгу, и поэтому Сибирь пугает, она кажется страшной. Недавно я прочитал об этом у Герцена. Вы помните? Я сейчас найду вам это место.
Куйбышев достал «Былое и думы» и начал читать:
— Вот послушайте: «Сибирь имеет большую будущность, на нее смотрят только как на подвал, в котором много золота, много меха и другого добра, но который холоден, занесен снегом, беден средствами жизни, не изрезан дорогами, не заселен. Это неверно. Мертвящее русское правительство, делающее все насилием, все палкой, не умеет сообщить тот жизненный толчок, который увлек бы Сибирь с американской быстротой вперед».
Вы имейте в виду, — заключил нашу беседу Валериан Владимирович, — что это глубокая разведка партии и рабочего класса в завтрашний день нашей страны. Это будет замечательное завтра. И
Куйбышев протянул мне руку:
— Счастливых вам успехов».
АКАДЕМИК В ПОЛУШУБКЕ
И еще сказал тогда В. В. Куйбышев: «Многое будет зависеть от людей!» Эти слова не выходили у Бардина из головы, когда он приехал в Днепродзержинск окончательно сдавать дела. Да он и сам, опытный инженер и организатор производства, отлично понимал, что без знающих и преданных делу людей, обладающих умением работать, энергией, ничего путного не сделаешь.
Как создать работоспособный коллектив инженеров, кого пригласить на Кузнецкстрой? Эти вопросы все время занимали Ивана Павловича. Ведь стройка будет очень трудной. К тому же расположена она вдалеке от больших городов. Один климат как пугает «непосвященных»!
Но, к удивлению Бардина, уже в Днепродзержинске не было отбою от желающих поехать с ним. Встречавшие его сослуживцы, наспех поздравив с почетным назначением, тут же начинали просить взять с собой. Даже люди немолодые стремились на сибирскую стройку.
Особенно настойчив был Алексей Яковлевич Сокол, начальник строительного цеха, много поработавший с Бардиным по реконструкции завода. Даровитый специалист, хорошо известный среди металлургов, много построивший на своем веку, он буквально ходил по пятам за Бардиным и все время уговаривал. Между тем у Сокола было пятеро детей. Он корнями прирос к заводу, построил тут дом. И хотя такой человек, несомненно, принес бы большую пользу, но его возраст и многосемейность заставили Ивана Павловича с болью в сердце отказать.
Таких энтузиастов было немало. Вся страна была охвачена единым порывом — догнать и перегнать капиталистический мир, быстрее построить фундамент социализма, показать, на что способен самый передовой общественный строй.
Люди тех героических лет шли на все, не заботясь о своем личном благе, не страшась никаких трудностей, работали по 12–14 часов в день, недосыпали, мокли и мерзли, нередко недоедали. И росли, поднимались по Советской стране электростанции, заводы, фабрики, МТС, железные дороги…
Кузнецкому заводу предстояло стать одним из главных вех этого незабываемого подвига народа. Вот почему люди шли к Бардину, покидали насиженные места. Иван Павлович вынужден был ограничивать число кандидатов. С ним поедут его ближайшие помощники: начальник технического отдела Г. Е. Казарновский, начальник конструкторского бюро П. Д. Зайцев, такелажный мастер И. А. Воронин, начальник механических мастерских И. А. Курчин, несколько инженеров…
«Добровольная мобилизация» на стройку проходила столь успешно, что дирекция Дзержинки запротестовала, и Бардину пришлось даже пойти на хитрость: предложить некоторым работникам самим взять расчет и позже приехать на Тельбесстрой. Угрызений совести не было. Здесь, на Юге, с кадрами дела обстояли неплохо. А в Сибири промышленность только начинала развиваться, и хорошие специалисты могли принести там значительно больше пользы.