Барьер трёх минут
Шрифт:
— И как же ты... собираешься махать руками?
Лудри раскинул руки.
— Да тут других возможностей и нет. Только вверх-вниз. Как птицы крыльями.
— Вверх-вниз. Как птицы крыльями, — растерянно повторил Тыну.
— Точно, — подтвердил Лудри радостно. — Глядя на птиц, я это и придумал.
Теперь Тыну Сааре картина была ясна. Действительно, просто. Маши себе руками и взмывай в воздух. Только ведь человек — не птица, чтобы подняться в воздух, не говоря уже о том, чтобы полететь.
— Знаешь, Эрни, — возразил Тыну. — Это у тебя ведь только общие намётки. Ты забываешь, что
Ничего не могло поколебать Эрни.
— Да ведь я, взмахивая руками, и не собираюсь подниматься в воздух. Я взлечу, как и все обычно, силой толчка. Но я рассчитал, что взмахи рук помогут мне лишь чуть-чуть дольше продержаться в полёте. Как раз настолько, чтобы прыжок получился длиннее. — И согнав щелчком с колена кровожадного овода, Эрни принялся продолжать свои земляные работы с таким спокойствием, словно он уже совершил этот длинный прыжок.
Между бровями Тыну пролегла лёгкая складка.
— Ну силён! — протянул Тыну насмешливо. — Просто восхитительно! Ты, стало быть, рассчитал! Уж не на пальцах ли? Или с помощью таблицы — единожды один? А училке математики ты уже рассказал об этом? Она загнётся от радости, когда услышит, что Лудри, имеющий переэкзаменовку, самостоятельно решает задачи высшей сложности. И на сколько же сантиметров удлиняет прыжок один взмах?
Но Лудри по-прежнему весело улыбался и сказал без малейшей обиды:
— Да я ведь не такой расчёт имел в виду. Я ничего не высчитывал. Просто хотел сказать, что строя план взял на учёт и помощь рук.
Тыну по-прежнему морщил лоб.
— Тоже мне изобретатель нашёлся, — проворчал Тыну. — Может, и патент возьмёшь, а? Честное слово, Эрни, ты просто удивляешь. Люди уже несколько тысяч... да какое там тысяч... несколько сот тысяч лет назад спустились с деревьев на землю. Большую часть времени с тех пор они скачут на своих двоих и через расщелины и через ручьи. Если бы махание руками вверх-вниз помогало делать прыжки подлиннее, как же за всё время железного, бронзового и каменного века — и какие там ещё века были? — никто этого не заметил? Подумай же сам!
Лудри думал. Это было видно по его лицу.
— Они не могли заметить. Они ведь не на соревнованиях бегали и прыгали. Они делали это охотясь. Но во время охоты руки были заняты дубинками и топорами.
Затем они опять довольно долго молчали. Уголки губ Эрни подрагивали. Казалось, он обдумывает какие-то радостные затаённые мысли. Вроде какие-то планы рождались и оживали в его голове, и внимательно наблюдая за тем, как меняется выражение лица приятеля, Тыну насторожился.
— Что бы ты ни говорил, всё это сплошной туман у тебя, — наконец выпалил Тыну. — Только чокнутый может считать такое возможным. Вверх-вниз... Как птицы... У птиц кости полые, как трубочки... Знаешь ли ты, сколько весит самая большая наша птица, орёл? Четыре кило. А сколько ты весишь? Сорок? Такое тело не удержится в воздухе, даже если вместо рук у тебя будут орлиные крылья. Зрители помрут со смеху, когда ты, оттолкнувшись, начнёшь корячиться.
Но Эрни зрители не беспокоили.
— Ну и пусть смеются, — сказал Лудри спокойно. — Когда начнутся рекорды, никто больше смеяться не станет. —
Тыну Сааре сказать было нечего. Чего уж тут говорить, если приятель упрям, как старый осёл.
— И когда же ты продемонстрируешь широким народным массам свой новый стиль прыжка? — спросил Тыну в заключение.
Но Лудри, похоже, не спешил.
— Сейчас ещё рано, — сказал Эрни. — Нельзя раскрывать приём раньше времени. Я подумал, что нужно дождаться Олимпийских игр.
Время незаметно подошло к восьми. Тыну вспомнил, что обещал вечером съездить на дом к ветеринару за лекарством для поросёнка. Эрни ждал дома маленький братишка. Приятелям пришло время расставаться.
— До завтра, — сказал Тыну, поворачивая велосипед на дорогу, ведущую к ветпункту.
— До завтра, — сказал Эрни.
Эрни медленно ехал в сторону дома. Руль его велосипеда был низко опущен, а седло поднято высоко, как у настоящих гонщиков. Позади послышалось ворчание автомобильного мотора. Поднимая клубы пыли, приближался зелёный грузовик, в кузове его сидели весёлые молодые женщины. У одной к граблям был привязан платок, который вился на встречном ветру как флаг.
Увидав этот синий платок, Эрни что-то вспомнил. Чёрт возьми! У него же была с собой блуза от тренировочного синего костюма. Почти новая, кстати. К счастью, он ещё не так далеко уехал. Эрни повернул обратно. Проехать километр-другой для отдохнувшего мужчины дело плёвое.
Готовый в любой миг затормозить, Эрни Лудри мчался на свободном ходу вниз с пригорка, на котором стояла школа. Отсюда до спортплощадки было рукой подать.
Съехав на всём ходу в ложбину и взметнувшись по противоположному склону вверх, Эрни поднял голову.
От изумления он так резко нажал на педаль, что велосипед под ним вильнул. Что же это? Эрни заморгал редкими светлыми ресницами. Уж не привидение ли увидел он?
Нет, это было не привидение. По дорожке к яме для прыжков в длину в самом деле кто-то разбегался, громко топая.
Раскрыв глаза, Эрни следил за знакомой фигурой в клетчатой рубашке.
Прыгун набирал скорость. Всё проворнее мелькали голые в царапинах икры. Затем раздался звонкий удар о толчковый брус. И в тот же миг прыгун раскинул руки. Словно большая неуклюжая птица, махал он вытянутыми руками, как крыльями, пока облако опилок не взметнулось в яме над его головой.
1977
Между двух стогов сена
Сильви сразу поняла, что поступила правильно, войдя в западные ворота. Лучшего обзора невозможно и желать. Солнце светит сзади. Благодаря этому, зелёная площадка, полосатые стойки для прыжков в высоту и голубой осколок воды в овале, ограниченном беговыми дорожками, ясно очерчены, как на цветной фотографии. Суетящиеся внизу фигуры — тоже. Остаётся лишь разглядеть, у кого из них седые волосы, покатые плечи, изъеденные оспой щёки и бородавка под левым глазом. Нет, бородавку и оспинки сначала придётся оставить. Отсюда, издалека, их не разглядишь.