Бархатный диктатор (сборник)
Шрифт:
В это же время Лорис-Меликов убеждал нового императора обнародовать указ о созыве выборных депутатов в законосовещательную комиссию.
– Это вернейшее средство, ваше императорское величество, изолировать революцию и обессилить террор. Новому царствованию подобная мера сразу придаст характер передового движения века. «Когда идет караван, не отставай», – поют зурначи моей родины. Такая диверсия вернее всего упрочит власть в руках единодержавного монарха.
Для разрешения важнейшего вопроса об органическом изменении государства новый царь повелел созвать совет министров под своим личным
Особое совещание
Обладая восточным лукавством, он не обладал принципами Маккиавеля, а потому власть безграничная была ему не по силам.
Из газет 80-х годов
Граф Лорис-Меликов в полном генеральском мундире с голубой лентой и звездою ордена Андрея Первозванного на груди, весь сверкающий и пестрый, как воитель с персидской миниатюры, приветствует в малахитовом зале Зимнего дворца виднейших государственных сановников и ближайших царских родственников.
Предстоит первое заседание совета министров под председательством нового царя Александра Третьего.
Вдоль меднозеленых стен с жестким ледяным блеском колышутся и переливают красками облачения военных, морских и гражданских чинов. Шитые золотом мундиры камергеров, серебрящиеся муаровые ленты Белого орла по жилетам, пестрая эмаль и чеканные узоры орденских знаков мерцают и вспыхивают вдоль жилковатых глыб зеркально отполированной гостиной. Среди парада и блистания одежд выделяется своей монашеской строгостью один только черный глухой мундир обер-прокурора Святейшего Синода.
Министры и князья охвачены смутной тревогой и томительными опасениями. В Петропавловском соборе под парчовым балдахином, раскинутым во всю ширину церкви, на высоте гигантского катафалка еще лежит среди бархата, горностая и регалий недельный труп старика с густой кисеей вокруг нагримированной головы и тяжелой порфирой, перекрывшей раздробленные голени. От всей эпохи реформ остался только мертвец в Преображенском мундире, искусно препарированный для показа толпе знаменитыми анатомами медико-хирургической академии.
Новая власть еще не упрочилась на зыбкой почве, сотрясаемой взрывами. Все запуганы грозными толками и зловещими вестями. Носятся смутные слухи, что в самый день погребения Александра Второго будут произведены покушения на молодого царя, на принца Уэльского и кронпринца прусского. Сорок восемь человек, переодетых извозчиками, откроют в четырех местах перекрестную стрельбу. Зимний дворец окапывали рвом; секретная полиция распространяла сведения, что землекопы успели перерезать семнадцать проволок от мины. Какие-то таинственные личности приобрели певческие кунтуши для проникновения в собор к моменту отпевания.
Собравшиеся сановники еле вступают в беседу. Все подавлены значением и смыслом предстоящего совещания. Все чувствуют, что сегодня решатся судьбы возникающей новой эпохи, определится направление целого царствования, установятся вехи, по которым отныне двинется русская история. Два-три часа корректного собеседования представителей династии с виднейшими «мужами Совета» решат общий ход верховной политики и на долгие десятилетия предопределят
Ровно в два часа обер-гофмаршал осведомляется от имени его величества, все ли приглашенные налицо.
У входа, меж малахитовых колонн, появляется грузная, словно выточенная из многопудовой гранитной глыбы, огромная фигура в генеральском сюртуке с белым Георгиевским крестом на шее. Густые длинные бакенбарды почти сливаются в окладистую бороду. Новый царь, тяжеловесно ступая по паркету шагом командора, приглашает собравшихся перейти в залу заседания.
Малиновая гостиная вдовствующих императриц превращена в конференц-зал Государственного Совета. Вдоль длинного стола, перекрытого пурпуром, усаживаются в глубокие гамбсовы кресла военные, гражданские и морские сюртуки, переливающие красками и лучами. Наискось против царя чернеет глухой мундир обер-прокурора.
Упирая в генеральский воротник свою бороду, новый царь исподлобья озирает собрание. (Этот упрямый наклон головы заслужил ему в великокняжеской среде прозвание «бычка».) В душе он считает состав совещания чрезвычайно пестрым и разнохарактерным: кряжистый старец Строганов, принесший в шестое царствование свою преданность династии, и баловень успехов Валуев, щеголяющий своим дутым европеизмом; верный слуга монархии Маков и либеральный пролаза Абаза; а главное – вернейший оплот алтаря и трона Победоносцев рядом с этим армянским акробатом, решившим ограничить на западный лад самобытную власть Романовых. Не первый ли долг монарха – придать единый тон и цельный облик палате своих советчиков? Александр Александрович считает себя знатоком русской истории и древностей (любил романы Загоскина и Лажечникова). Он склонен придать глубоко национальный характер программе нового царствования и навсегда покончить с космополитизмом и конституционными бреднями.
– Господа! – раздается сдержанный, почти робкий голос, и новый император не без смущения дебютирует в своем Совете министров. – Я собрал вас сегодня для обсуждения вопроса в высшей степени важного. Граф Лорис-Меликов докладывал покойному государю о необходимости созвать представителей от земств и городов. Мысль эта в общих чертах была одобрена покойным батюшкой, но…
Перед царем проекты рескриптов, плотно прижатые массивным серебряным пресс-папье, весом в несколько фунтов: слон изогнутым хоботом вздымал на воздух дубовый ствол (было известно, что наследник-цесаревич считался любителем старинного серебра русской чеканки). Огромной рукой он легко отодвигает тяжеловесную безделушку с пачки государственных актов.
Перелистывая всеподданнейшие доклады диктатора о введении народного представительства в империи и пробегая взглядом по журналам совещаний и проектам правительственных сообщений, он заключает свое вступление многозначительным выводом:
– Но вопрос не следует считать предрешенным. Прошу вас высказать мне ваше мнение относительно всего дела, нисколько не стесняясь.
Точка зрения нового царя на «конституцию» известна всем участникам совещания. На заседаниях у Александра Второго наследник решительно представлял реакционную оппозицию, открыто иронизируя над планом привлечения в состав правительства «неудобных крикунов и адвокатов».