Барин-Шабарин 3
Шрифт:
— Где же те, кто на вас напал? — чуть сбавив тон, спрашивал губернатор. — И мне нужны эти бумаги, о которых вы так громогласно заявляете всей губернской общественности.
Последние слова Яков Андреевич Фабр произносил уже совершенно иным тоном. Я услышал в этом голосе сожаление, злость на меня, который принёс губернатору проблемы. Но пусть он почитает, сколько всего в этих бумагах содержится, и если есть хоть капля, совести и истинного стремления служить императору и Отечеству у него есть, во что я всё же верил, умыть руки и
— Те, кто на нас напал… Их сейчас пользует доктор в соседней комнате. Их показания на бумагу я уже положил. Что же до бумаг по вице-губернатору… — я кликнул Петро и попросил его привезти ту копию документов, чтобыла спрятана в карете.
Глаза Фабра наполнялись ужасом, руки начинали подрагивать. В какой-то момент я даже подумал пригласить доктора. Не случится ли инфаркт или какой-нибудь инсульт от такого чтива, что сейчас предоставлено вниманию губернатору?
— Это крах всему! — замогильным голосом прошептал губернатор.
Глава 6
— Ваше превосходительство, прошу о снисхождении. Поспособствуйте тому, чтобы я лично посмотрел на место преступления. Я не убивал Кулагина и хотел бы иметь возможность доказать это, — сказал я, но, не найдя отклика у губернатора, продолжил: — По документам… Если позволите мне разобраться в некоторых делах, прежде всего, связанных с моим имением, то и я пойду навстречу.
Фабр задумался. Он тер рука об руку, показывая тем самым, что сильно нервничал, посматривал то на меня, то на Молчанова, продолжаюшего молчать и буравившего взглядом хозяина губернии.
— Что скажете, господин Молчанов? — спросил губернатор у земского исправника.
— Что прикажете, так и будет, ваше превосходительство! — выкрикнул Молчанов.
— Ревизора удалось направить в сопровождении с моим помощником в Павлоград. Они прибудут не раньше чем через четыре дня, но и не позже, чем через пять. К этому времени нужно придумать, как оправдаться. И если не получится… — губернатор посмотрел на меня гневно. — Вы, господин Шабарин, заполучите в моем лице своего недоброжелателя.
— Я понял вас, ваше превосходительство. Но могу ли я рассчитывать на то, что бумагам, что собраны мной, всё же дадут ход? Понимаю, что сильно рискую потерять ваше расположение и помню наш разговор прежде, но… Душа болит за державу, — сказал я и почти что не слукавил.
Я верю, что я в том не одинок — не могу оставлять преступление без наказаний, верю в справедливость, при том понимаю, через какую именно грязь приходится порой пробираться, чтобы найти путь к правде. Не мог я оставить без наказаний тех, кто замешан в преступлениях против государства.
— Может быть, вас порекомендовать в Третье Отделение? У вас некое обостренное чувство справедливости. Впрочем… и там… — губернатор не стал договаривать, что именно «там».
— Так как же, ваше превосходительство, прошу милосердно простить меня за вмешательство.
— Приказывать не стану. Придумайте сами, как допустить Шабарина к следствию. Оно же началось? Следствие? — Яков Андреевич Фабр говорил с нажимом.
— Так точно, началось, не извольте беспокоиться, — отчеканил Молчанов.
Гляди-ка, и нога уже не болит!
— Позвольте назвать мое участие в расследовании, как следственный эксперимент, — сказал я, придумав, как можно было бы оправдать то, что обвиняемый будет что-то выискивать на месте преступления.
— Да как пожелаете, но дабы по закону все было, — отмахнулся губернатор.
Очевидно, что Яков Андреевич Фабр настолько тяготился ситуацией, а еще и пребывал под впечатлением от бегло пролистанных документов, что готов довериться хоть бы и мне, если я хоть что-то предложу. А я как раз предлагал решить вопрос по-тихому, без ревизора и привлечения общественности.
Мой вчерашний спектакль в ресторане уже вторичен. Информационную повестку в этом тихом городке должна перебить перестрелка у ресторана «Морица», а после, когда городской общественности и гостям города станет о том известно, и факт убийства Андрея Васильевича Кулагина.
Мое имя не просто под угрозой. Я попадаю в такую яму, что можно сразу же и присыпать землей, так как, как фигура, как дворянин, даже просто человек — если сейчас же не выберусь, для этого общества умру и тогда «анафемой мне по горбу» и «проклятья в спину». Именно поэтому я хотел разобраться, что именно произошло и кто убил Кулагина.
Не знаю пока, как, но чувствую — тут главное взяться.
Насколько же в этом времени рыхлая правоохранительная система! Императора Николая Павловича многие обвиняли в том, что он устраивает бюрократические стены, что император жёстко правит. Но я вижу то, что некоторым служащим нужно буквально палкой по горбу съездить, чтобы они хоть что-то делали.
Несмотря на скрытый, а порой так и открытый шантаж с моей стороны, меня нельзя было привлекать к расследованию убийства. Ведь я же подозреваемый! Но страхи людей, так беспокоящихся за свое хлебное место, позволяли нарушать правила.
Уже через полчаса я, в сопровождении Марницкого, рассматривал место преступления. Губернатор, оставив меня на поручение Молчанову, удалился по своим делам. Его превосходительство обещал прислать своего помощника, чтобы тот следил за тем, что здесь будет происходить.
Урядник же, которого ранее послал Молчанов, занимался тем, что всячески старался успокоить вдову, которая просто билась в истерике,.
— Вы? Да как вы смеете приходить сюда?! Это вы его убили! По Вашему приказу был застрелен мой муж! Или вы сами стреляли? — Елизавета Леонтьевна Кулагина словно выплёвывала эти слова, будто и говорить ей было трудно.