Барин

Соловьев Роман Васильевич

— Мужику стимул нужен, он должен видеть результаты своего труда. И не нужно говорить что немец или англичанин лучше русского. Наш долго запрягает, зато дальше едет… Сколько уже веков на мужика все свалили: земли, подати, оброки… а как война — иди, Ванюша, вот тебе ружье да пика — защищай Отчизну от супостата. А кто русскому мужику в душу заглянет? Кто с ним поговорит, с горемычным? Что он хочет от жизни, в которой видит только беспросветную серость и грязь… Русь наша — великая Империя и ее величие держится на плечах обычного крепостного мужичка…

—

А вы, Андрей Иванович, философ и русофил…– рассмеялся фельдшер.

— Да, я патриот. Но не такой, чтобы до мозга костей… Просто, если родился в России, люби свою Родину. Делай что можешь для ее развития и процветания, и не надо смотреть на этот Запад. Там совершенно другая история и менталитет… да, согласен, пусть немцы более аккуратны, китайцы трудолюбивы, но ведь и мы не лыком шиты, правда, Прохор Петрович?

— Угу… — пробормотал приказчик, прожевывая крылышко индюшки.

— Вот скажем, вы доктор — тогда стремитесь к мастерству в профессии. Мельник, кузнец, землепашец, да любой может стать счастливым, если видит результаты труда…

— Простите, как землепашец может быть счастлив? Он пашет землю по необходимости, для пропитания,– возразил Митрич.– Разве тяжелая физическая работа может доставить какую-то малейшую радость? Счастлив может быть художник, создавший шедевр, композитор, написавший красивую сюиту или поэт, сочинивший любовный романс… Наверняка я тоже не совсем счастлив, просто выполняю свою работу…

— Если вы с удовольствием и верно служите делу, которое избрали, то наверняка счастливы… а я вижу, что вам очень нравится ваша работа.

На щеках фельдшера вспыхнул легкий багряный румянец. Он призадумался:

— Я вот что подумал, вы все же государственник, Андрей Иванович. Но и мужику крепостному тоже хотите поблажку. Любите вы русского мужичка, будто дитя неразумное. Пожалуй, нужно познакомить вас со своим приятелем, Кириллом Аксаковым из Царицына. У него тоже похожие взгляды. Может слышали про Аксаковские маслодельни?

— Как же не слышали… на весь юг России славятся…– пожал плечами приказчик.

— Аксаков человек широких взглядов, как и вы русофил, считает сельское хозяйство и промышленность в нашем регионе — основным фундаментом вехи развития России… он активно борется за прогресс и за строительство железной дороги между Царицыным и Астраханью. Поддерживает расширение Российской Империи.

— Наверняка интересный человек, этот ваш приятель…

— На днях мы приедем к вам вместе.

— Жду с превеликим удовольствием…

Вскоре фельдшер откланялся и умчался.

А мы стали собираться в Тимофеево. Прохор Петрович принарядился, одел светло-серый сюртук и надушился как баба. Я тоже по случаю облачился в длинный черный камзол с золоченными пуговицами, модные брюки и обул остроносые лакированные туфли. На голову нацепил высокий цилиндр. Даже Герасим приоделся в праздничный красный кафтан.

Мы выехали в полдень. Грунтовая дорога оказалась широкая и накатанная. Однако

нетрудно представить что здесь творится, когда несколько дней зарядят дожди. Вскоре мы добрались до развилки.

— Смотри, Прохор, какое дело… Сколько повозок здесь проезжают за день? В Царицын, Астрахань, да хоть в Тимофеево…

— Тридцать, а то и пятьдесят… Летом путники чаще ездят, зимой пореже…

— Здесь на развилке трактир со временем поставим. Путникам надо же пожрать в дороге, припасов подкупить… Можно даже со спальными номерами. Бьюсь об заклад, трактир за год окупится и начнет приносить хорошую прибыль…

— Золотая вы голова, барин! Не зря в столице обучались… а то что

помещик Гарин разносит — думаю брехня полная…

— А что он разносит?

— Будто бритер вы и пошляк… по старым вдовушкам таскались в Петербурге, а как серьезным дворянам глаза намозолили, так и перебрались в далекое поместье…

— Гарин, похоже, сволочь редкая, наверняка еще будет нам палки в колеса вставлять… это он тебе лично говорил?

— И мне, и в селе его людишки слухи распускают…

— Ничего, побесится и успокоится…

— Позвольте сказать, барин…– пробухтел Герасим.

У великана и голос мощный, будто железная труба в самоваре колышется.

— Слышал я от станового, будто сводный брат Гарина — в Царицынском полицейском управлении служит. Только фамилия у него другая, то ли Вольский, то ли Дольский… вроде имперского сыщика.

Теперь понятно, откуда Гарин все разузнал про настоящего наследника. Да что же такое, попал в девятнадцатый век и здесь у меня начинаются проблемы с власть имущими…

Нужно почитать местные законы, в особенности Уголовный Кодекс, что тут можно, а что нельзя.

Бричка мчала по равнине, по краям от дороги виднелись зеленые лепестки степных тюльпанов, которые уже отцвели. Вдали серебрилась широкая полоска реки и небольшие перелески, чернели невспаханные поля. Я заметил фигуры мужиков, которые ходили по полю с длинными колышками и саженями. Это уже Гаринские поля.

Эх, мужики… вам бы трактора, сеялки, комбайны… У меня много светлых идей, но что я могу дать населению девятнадцатого века? Маловато технической литературы в свое время читал, даже простой радиоприемник не смогу собрать, да и из чего собирать? Хотя можно подумать на досуге, как установить в поместье пару ветряков… главное не расслабляться, не вжиться в роль помещика и не стать равнодушным…

Равнодушие это вообще бич человечества. Сегодня ты прошел и не обратил внимание, как гопники отнимают телефон у тщедушного очкарика, завтра отвернулся и не захотел замечать, как слащавый дяденька на «Мерседесе» предлагает тринадцатилетней девчонке проехаться, а после завезет ее в лесопосадку… Такие вещи нужно видеть и пресекать, иначе что ты за человек? Только жрешь, ходишь, да гадишь… не человек, а биомашина… существо, живущее в свое удовольствие. Нет, никогда не хотел бы я стать равнодушным…