Бармен и его Швабра
Шрифт:
— Ну, — задумался он, — вроде бы что-то такое… Но ты же совсем другое дело! Ты свой, каждый скажет. Если этот засранец не оценит твой доброты, хотя бы посмотрит косо… Ты только скажи!
— Спасибо, — сказал я с неискренней благодарностью. — Я ценю. Ещё бурбона?
Когда Помойка ушёл, я сказал в темноту подсобки:
— Выходи. Тебя запах выдаёт.
На свет, благоухая растворителем,
— Слы, чел, а чо он?
— Не твоё дело. Может, я просто человек хороший?
— Гонишь, чел. Ни хрена ты не хороший. Налей пивца, а?
— Не наливайте ему, босс! — завопила из-за приоткрытой двери отмывающая сортир Швабра. — Иначе я обижусь и во все стаканы наплюю!
— Видишь, Говночел, она против.
— Слы, чел, а ты чо, её слушаешься, что ли? Это вообще некруто, чел. Ты же босс, чел!
— Это было бы нечестно.
— Ни хрена не в этом дело, чел. Плевать тебе на неё. Ты ведь тоже говночел, как я. Только хитрый, — раздосадованный панк хотел сплюнуть, но, покосившись на дверь сортира, благоразумно не стал. Ушёл наверх.
Это он правильно. Тем, кто плюёт в баре на пол, Швабра потом плюёт в пиво. Когда думает, что я не вижу, разумеется.
В остальном панк совершенно прав.
Глава 7. Односолодовый Директор
— Чел, ты меня засунешь в эту стрёмную конуру? Рили? Не надо так!
— Это точно такая же комната, как моя, — сказал я терпеливо. — Просто забита хламом. Если его вынести, открыть окно, отмыть и вычистить, будешь жить кум королю.
— Это ж какой гемор, чел!
— Камера в тюрьме тебе нравится больше?
— Блин, чел, не надо так! Ты меня теперь вечно будешь тюрягой стремать?
— До тех пор, пока ты не уяснишь, что никто тут тебе ничего не должен, а вот ты — ещё как. В любом случае, раскладушка в моей комнате — это было один раз и больше ни за что. Так скрипеть зубами во сне — это нечто! Мне снились фрезерные станки и лесопилки.
— Чел! Давай просто перенесём раскладушку, чел! Например, вниз…
— Я не оставлю тебя наедине с пивным краном. Он явно наводит тебя на криминальные мысли.
— Чел, ну какой криминал, чел? Это же просто пивцо!
— Ты видел, чтобы я или уборщица пили в баре?
— Не, чел, рили, не видел, чел. Вы трындец странный пиплз, чел. Я бы пил. Я бы лёг под краном, раскрыл рот и не закрывал его, чел! Это был бы парадайз, чел! Может быть, я бы лопнул, но лопнул счастливым!
— И зачем мне в баре лопнувший ты? Те, кто работает в баре, в нём не пьют. Это правило для всех.
— Рили, чел? — уныло переспросил панк.
— Абсолютли.
— Шит. Факинг шит. Чел, я умру так, чел!
— Ты слишком молод для алкоголизма, так что выживешь. В крайнем случае, в городе есть доктор. Как заключённый на общественных работах ты имеешь право на бесплатную
— Блин, чел, я думал, что это я говночел… Но ты рили говнее.
— Так я и постарше буду.
***
Кофе и выпечка приносят нам дневную кассу, но с ними бар превратился в гибрид женской гостиной и подросткового клуба. Сначала я сдвинул время открытия на час. Потом ещё на час. Потом сразу до полудня. Потом… В общем, теперь открываю в девять утра, но некоторые дамы ворчат, что надо раньше. А спать я когда буду? Почему бы им не ходить в кафе к Мадам Пирожок? Всё равно выпечка та же.
Швабра наотрез отказалась выходить на работу в такую рань, поэтому, определив Говночелу фронт работ, я, зевая, начал составлять стулья на пол сам. С утра на столах нет пепельниц, но лёгкий запах табака витает. Дети и женщины в моём баре не курят. Таково правило, и оно по разным причинам всех устраивает, хотя некоторые дамы выбрасывают сигарету у входа и закуривают сразу, как выйдут. Здесь вообще почти все курят, сначала я удивлялся, но потом привык.
— Когда вы поставите витрину с мороженым? — спросила меня Училка Два Мохито, располагаясь за стойкой.
Сегодня она мохито не закажет, не понедельник. Выпьет кофе, съест кусок пирога и уйдёт. Комплот местных жён её принципиально не кооптирует. «Я чёрная, я приезжая, а главное, у меня нет мужа, — объяснила она мне. — А значит, трижды третий сорт, да простит меня за это определение арифметика». Но продолжает приходить, демонстративно игнорируя тех, кто игнорирует её.
— Никогда, — кратко ответил я, запуская кофемашину.
Освоился с агрегатом и теперь почти его не боюсь. Разве что самую капельку, когда надо снять панель и подтянуть шланг. Мне всё время кажется, что он вдруг клацнет, как зубастой челюстью, и отфигачит мне руку по локоть.
— Почему, Роберт? — она так произносит это «Роберт», что я иногда думаю: «А не из-за меня ли она приходит сюда почти каждый день?» Сложно найти менее подходящего человека для отношений, чем я, но, возможно, так проявляется инстинкт матери-одиночки. Училка — умная женщина, но инстинкты сильнее.
— Потому что это не кафе, а бар. Ваши ученики и так вынудили меня завести холодильник с лимонадом, что уже на грани приличия для такого неприличного заведения, как моё. Но в лимонад можно хотя бы добавить водки, сделав коктейль. Мороженое? Я вас умоляю. Что дальше? Цветы? Кружевные занавески? Вышитые салфетки с котятками? Детское меню?
— Почему нет? — смеётся Училка. — Знаете, я бы предпочла, чтобы дети были хотя бы под таким надзором, как ваш.
— Я не люблю детей, они отвечают мне взаимностью, но мне доводилось слышать, что детишки не переносят надзора. Хватит с них и школы со строгой учительницей… — постепенно я привык к исходящим от Училки педагогическим эманациям, и мне даже не требуется постоянно протирать стаканы. Все мы ушиблены школой.