Барнеби Радж
Шрифт:
– Конечно, нет, сэр, – ответил Джо, не очень успешно пытаясь скрыть свое разочарование. – С большим удовольствием, сэр…
– Ну, вот и хорошо, – слесарь похлопал его по плечу. – Ведь тебе безразлично, кому их отдать, не так ли?
– Совершенно безразлично, сэр. – Боже, какого труда ему стоило выжать из себя эти слова! Они просто застревали у него в глотке.
– Ну, так пойдем, – сказал слесарь. – Меня как раз звали чай пить. Она в столовой.
«Она»? Кто же – мать или дочка?» – подумал Джо. Но слесарь, как будто подслушав этот мысленный вопрос, рассеял все сомнения гостя. Подойдя к двери, он сказал:
– Милая Марта,
Миссис Варден считала «Майское Древо» чем то вроде западни для мужской половины рода человеческого, ловушки, расставленной для мужей, а хозяина этого трактира и всех его пособников и покровителей – ловцами христианских душ. Более того – она была убеждена, что под мытарями и грешниками, о которых говорится в священном писании, следует разуметь именно трактирщиков, имеющих патент на торговлю спиртными напитками. Все это никак не могло расположить ее к неожиданному гостю, и миссис Варден немедленно пришла в крайне расслабленное состояние, а когда ей почтительно преподнесли крокусы и подснежники, она, по зрелому размышлении, решила, что это они – виновники охватившей ее слабости.
– Боюсь, что я ни минуты больше не смогу оставаться здесь из-за этого запаха, – сказала почтенная дама. – Вы не обидитесь, если я их выставлю за окно?
Джо попросил ее не стесняться и даже пытался улыбнуться, глядя, как его букет отправляют на наружный подоконник. Если бы кто-нибудь знал, какого труда ему стоило собрать эти цветы, с которыми поступили так бесцеремонно!
– Ох, слава богу, избавилась от них! – сказала миссис Варден. – Мне сразу легче стало. – И действительно, она заметно оживилась.
Джо вслух выразил удовольствие по этому поводу. Он все время старался показать, что его ничуть не интересует вопрос, где Долли.
– Все вы там, в Чигуэлле, – ужасные люди, мистер Джозеф, – начала миссис Варден.
– Напрасно вы так думаете, мэм, – возразил Джо.
– Да, да, вы самые жестокие и отчаянные люди на всем свете – продолжала миссис Варден, закусив удила. – Не понимаю, как ваш отец может так поступать! Ведь он сам бы1 женат. То, что это – его хлеб, ничуть его не оправдывает. Я готова была бы уплатить в двадцать раз больше чем тратит Варден, только бы он приезжал домов в таком виде, как подобает порядочному и трезвому мужу. По-моему, нет ничего противнее и возмутительнее вина.
– Полно тебе, Марта, милая, – весело заметил слесарь. Давайте-ка пить чай и не поминать о пьяных. Их нет, и Джо такой разговор, наверное, неприятен.
В этот критический момент появилась мисс Миггс с гренками.
– Не сомневаюсь, что он неприятен мистеру Джозефу, да и тебе тоже, Варден, – не унималась миссис Варден. – Однако я ни на кого не намекаю, – тут Миггс кашлянула, – что бы я ни думала про себя. – Миггс выразительно фыркнула. – Тебе никогда не понять, Варден, а мистер Уиллет по молодости лет – уж вы меня извините, сэр, – тем более не может понять, как страдает женщина, ожидая дома пьянствующего мужа. Если вы мне не верите – а я знаю, что не верите! – спросите у Миггс, она часто, слишком часто, видит это… Спросите у нее.
– Ах, как ей было худо той ночью! Как худо, сэр! воскликнула Миггс. – Если бы не ваша ангельская кротость, мэм, вы, наверное, не перенесли бы этого. Уверена, что не перенесли бы.
– Ты кощунствуешь, Миггс, – сказала миссис Варден.
– Прошу прощения, мэм, – визгливо возразила Миггс, – я этого не хотела, и, смею сказать, это не в моем
– Напрасно ты возражаешь, – продолжала ее госпожа, с достоинством поглядывая вокруг. – Как смеешь ты сравнивать с ангелами грешных людей? Меня, бедную грешницу? Что такое все мы, смертные? – Тут миссис Варден украдкой погляделась в зеркало и поправила ленту на чепчике. – Черви, ползающие во прахе.
– У меня и в мыслях не было обидеть вас, – сказала Миггс с тайной уверенностью, что ее комплимент возымел свое действие. И, по обыкновению все повышая голос, продолжала: – Не думала я, что вы так истолкуете мои слова. Уж поверьте, я знаю свое ничтожество и презираю и ненавижу себя и всех ближних, как следует истинной христианке.
– Будь любезна, поднимись наверх, – с величественным видом приказала миссис Варден, – посмотри, оделась ли, наконец, Долли, и скажи ей, что заказанный для нее портшез будет здесь через минуту. Если она заставит себя ждать, я его тотчас же отошлю… Я вижу, ты не пьешь чаю, Варден, и вы тоже, мистер Джозеф. Это меня очень огорчает, но, разумеется, глупо было ожидать, что вам приятна семейная обстановка и общество женщин.
Местоимение, употребленное во множественном числе, показывало, что это язвительное замечание относится к обоим мужчинам, а между тем оба его вовсе не заслуживали, ибо слесарь уписывал завтрак весьма добросовестно, пока жена не испортила ему аппетит, а Джо общество обитательниц этого дома (во всяком случае некоторых из них) доставляло радость, с какой ничто не могло сравниться.
Но Джо не успел ничего сказать в свою защиту, так как в эту минуту в комнату влетела Долли, и он онемел от восторга. Никогда еще Долли не была так хороша, как сейчас, когда появилась во всем блеске и очаровании своей юности. Очарование еще во сто раз увеличивал ее наряд, который чрезвычайно шел к ней, и тысяча уловок невинного кокетства, которые ни одна женщина не умела с большей грацией пускать в ход. Долли вся сияла в радостном ожидании предстоящего бала.
Проклятый бал! Невозможно передать, как Джо ненавидел этот бал и всех, кто будет там окружать Долли!
И она почти не смотрела на него – да, едва удостоила взглядом! А когда увидела в открытую дверь, что в мастерскую внесли портшез, захлопала в ладоши – видно, очень уж торопилась уйти. Джо подставил ей плечо – это было все-таки некоторым утешением! – и помог усесться. Каково было видеть Долли в портшезе, ее глаза, сиявшие ярче алмазов, ее ручку – несомненно самую красивую ручку на свете, – свесившуюся через опущенное окно, и мизинец, приподнятый так задорно, словно он удивлялся, почему Джо не схватит и не поцелует его!
Каково было знать, что скромные подснежники, которые так украсили бы ее изящный корсаж, валяются где-то за окном, и видеть физиономию Миггс, на которой словно написано, что уж ей-то, Миггс, известно, какими средствами достигается все это очарование, известна тайна каждого шнурка, каждой булавки, крючка и петельки: все это даже наполовину не то, чем кажется, и она, Миггс, если бы постаралась, могла бы выглядеть ничуть не хуже этой девчонки! Каково было услышать восхитительный легкий крик Долли, когда портшез был поднят на шестах, увидеть в последний раз (мимолетное, но незабываемое зрелище!) ее смеющееся счастливое личико! Какое мученье и вместе с тем – какое блаженство! Даже в носильщиках, которые унесли Долли на улицу, Джо готов был видеть счастливых соперников.