Барракуда forever
Шрифт:
В полдень Наполеон открывал банку сардин, одну бросал Басте – тот ловил ее на лету, – остальные по очереди аккуратно подцеплял ножом и выкладывал на куски хлеба. Мякиш быстро пропитывался маслом, оно капало нам на штаны, но мы не обращали внимания.
– Дед, – однажды спросил я, – мы собираемся запихнуть Этого в багажник, так?
– Ты понятливый.
– Хорошо, а потом? Что мы с ним будем делать?
Он понимающе улыбнулся с видом человека, у которого все под контролем.
– Хе-хе, я же тебе говорил, Коко, я ничего не пускаю
Наполеон указал пальцем на пришвартованные у берега канала баржи.
– Видишь вон ту баржу? Мы его на ней спрячем.
– Но он же сбежит!
– Меня бы это удивило. Ну разве что он любит купаться в ледяной воде. Потом я отчалю.
Он трясся от смеха так, что уронил сардину.
– Э-э… Ты хочешь сказать, что…
– Вот именно. Здорово, да? Я смоюсь. О, ненадолго. На несколько недель, просто проветриться. Надо проучить недотыку! Хочет меня закрыть – пусть побегает. Что ты на меня так смотришь?
– Ты умеешь управлять баржей?
Он пожал плечами:
– Подумаешь! Тоже мне проблема! Вряд ли это труднее, чем водить машину.
– А куда ты поплывешь на барже вместе с Этим?
– В Венецию. Пусть отдохнет от своего транзистора. Увидит что-то еще, кроме трибун спорткомплекса или этих многофункциональных залов, где в сортирах никогда нет туалетной бумаги. Вольный ветер! Вольная жизнь! Думаю, он не станет задавать слишком много вопросов.
Я улыбнулся. Воображение унесло меня ввысь, я увидел баржу Наполеона на венецианском Большом канале, услышал, как ведущий донимает деда бесконечными вопросами, написанными на зеленых, красных, синих карточках. Он прав, это великое дело. Игра ва-банк, которая войдет в историю. Мне так нравилось, когда он ощущал себя сильнее всех на свете.
Дед посмотрел на часы:
– Итак, раз уж мы заговорили об Этом…
Наполеон нашел нужную радиостанцию. Голос ведущего, поначалу невнятный и далекий, зазвучал яснее. Вопросы следовали один за другим, вязкие как повидло. Может, он и вправду нас ждет?
– Потерпи немного, приятель, – произнес Наполеон, – совсем скоро ты сорвешь банк. Мы идем!
Глава 9
И мы пошли. В ту среду Наполеон, свежий как горный ручей, бросил прощальный взгляд на свой дом. Ночью я плохо спал, и у меня немного слипались глаза. К нетерпению примешивалась легкая тревога, и я спрашивал себя, правильно ли я поступил, никому ничего не сказав. Но непоколебимая уверенность Наполеона развеяла все сомнения:
– Мы на финишной прямой, Коко!
Наконец мы отправились в путь – к буксирной тропе, на верном “пежо”, с запасом собачьего корма и несколькими бутылками кетчупа. Баста вальяжно расположился на заднем сиденье, словно голливудская звезда. Наполеон дернул ручной тормоз и постучал по часам на приборной доске, проверяя, нормально ли они работают.
– Все просто супер! – радостно воскликнул он. – У нас еще полчаса.
Мы вместе обошли машину. Дед
– Я тут кое о чем подумал, Коко. Так, ерунда, но все-таки… Этот – сколько он весит, на твой взгляд?
– Откуда я знаю? По радио не очень-то поймешь.
– Вот будет смешно, если он окажется слишком длинным и его лапы сюда не влезут. Надо бы проверить.
Сказано – сделано. Он открыл багажник.
– Я туда заберусь, Коко, и мы прикинем. Быстрее, надо поторапливаться.
Он залез в багажник и поджал ноги. Наискосок – в самый раз.
– Закрой, Коко, хочу посмотреть, как тут внутри.
Хлоп. Молчание. И все. Прошло несколько секунд.
– Дедушка, ты там?
– А где, по-твоему, я могу быть? Ушел танцевать джерк? Открывай.
Баста посмотрел на меня. Мне стало смешно. И я сказал:
– Не могу. Ключи у тебя.
На несколько секунд воцарилась тишина. Потом из машины раздался рев:
– Твою мать!
Оценив таким образом свое положение, дед занервничал, заворочался внутри багажника, стал бить ногами и молотить кулаками. Бесполезно. Ловушка захлопнулась.
– Пропустим! – кричал дед. – Мы же его пропустим! Еще чуть-чуть – и мы сотворили бы шедевр!
Машина раскачивалась. Амортизаторы жалобно попискивали. Текли минуты. Прошло четверть часа. Потом полчаса.
– Рассчитал же все до миллиметра, – жалобно стонал он. – Пропало дело! Такой план – и все псу под хвост!
– Придется вызвать подмогу! – сказал я. – У папы, скорее всего, есть дубликат ключей.
– Ни за что. Ты слышишь меня? Никогда!
– Но ведь ты скоро проголодаешься!
– Здесь полно собачьего корма.
В любом случае оставаться в таком положении было невозможно. Сначала прохожие и велосипедисты стали подозрительно посматривать на десятилетнего мальчишку, разговаривающего с багажником “пежо”, потом Наполеон стал кашлять, хрипеть и задыхаться.
А мне хотелось есть и пить, к тому же было страшно. В довершение всего Наполеон заявил:
– Я писать хочу.
Спустя еще немного времени ситуация накалилась: два жандарма остановили машину на обочине шоссе, и их фигуры замаячили в конце дороги. Баста тут же рухнул на бок и притворился мертвым.
Я рассказал об этом деду, у которого случился приступ нервного смеха.
– Ты почему смеешься?
– Потому.
– Почему – потому?
Он с трудом проговорил между двумя всхлипами:
– Попытаются меня посадить – а я уже сижу!
Жандармы сочли, что мы с дедом выбрали очень странную игру, и мне было приказано продиктовать телефон отца. Или телефон – или нас отправят в участок.
Отец примчался через несколько минут, размахивая дубликатом ключей, и вступил в переговоры с жандармами, которые постепенно смягчились. Один из них в конце концов сказал: